Что произошло непосредственно после детонации, я не помню, ибо пребывал без сознания по крайней мере два часа, так как в лоб мне угодила стоявшая на столе массивная солонка из мейсенского фарфора.

В себя я пришел оттого, что кто-то усердно вылизывал мне щеку, и был это верный Зигфрид, который не только спас меня от верной гибели, но и привел в чувства, вырвав из черного плена беспамятства.

Я обнаружил, что нахожусь уже не в квартире Ореста Самсоновича, а в госпитале. Зигфрид радостно тявкнул, и прикрывавшая меня штора отъехала в сторону. Я увидел угрюмую экзотическую физиономию Мэхпи, высоченного индейца, чье лицо и лысая голова покрыты татуировками сообразно традициям его североамериканского племени. То, как Мэхпи стал другом и помощником г‑на Бергамотова, также крайне занимательно, однако я, с согласия Ореста Самсоновича (если мне удастся добыть таковое), поведаю об этом в одном из следующих своих репортажей. Добавлю от себя, что в этом весьма запутанном деле замешан самый богатый человек заокеанской державы, его прелестная дочь и тайное общество убийц (о чем сообщил мне господин Мэхпи, весьма кратко, однако более чем красноречиво)![15]

– Пришел. В себя. Хорошо, – произнес Мэхпи, который говорит по-русски чисто, с небольшим акцентом, и выражается всегда в телеграфном, весьма лаконичном стиле.

Штора отъехала еще дальше, я и увидел г‑на Бергамотова, который, если не считать пары царапин, никак не пострадал.

– Как ваше самочувствие, Курицын? – спросил он. – Думается, вам надо еще отлежаться…

– Не может быть и речи! – заявил я и привстал, однако ощутил боль во всем теле. Но самое ужасное ожидало меня в тот момент, когда я посмотрел в поданное медицинской сестрой зеркало – солонка, угодив в лоб, оставила посередине оного настоящий кратер, который, пока я находился без сознания, пришлось даже зашивать!

– Однако ж не исключена вероятность повреждения спинного мозга и еще более серьезных повреждений головного мозга, – сказал Орест Самсонович. – Посему предписываю вам провести следующие двадцать четыре часа в постели!

Зигфрид, умный пес, оскалил зубы и схватил меня за штанину, пытаясь стащить с постели.

– Не хочет. Чтобы. Он лежал, – произнес Мэхпи, и господин Бергамотов, вздохнув, сказал:

– Но учтите, Курицын, я вас предупреждал! Однако вы в самом деле нужны мне не на больничной койке, а сразу в нескольких других местах!

– Я вам нужен? – спросил я в восторге.

Бергамотов подтвердил:

– Именно так, Курицын! Я уже оговорил с… с вашим начальством, то есть с княжной Бобруйской…

От меня не ускользнуло, что голос великого сыщика в этом месте смягчился и даже дрогнул. Еще бы, ведь я уже понял, что бравый следопыт пленен моим начальством, госпожой Бобруйской. Что ж, с учетом ее красоты, очарования и талантов это неудивительно!

– И Александра Дмитриевна согласна с тем, чтобы вы на ближайшие несколько дней, до завершения расследования, стали моим ассистентом! – завершил он свою мысль. – С условием, что одновременно вы станете хроникером расследования, описание коего будет выдаваться два раза в день, в утреннем и вечернем выпуске «Бульварного экспресса». Вы, Курицын, согласны?

Не стоит и говорить, что я был согласен, не преминув, однако ж, вопросить сыщика о том, значит ли его замечание, что расследование дела, казавшегося мне столь запутанным, близится к завершению.

– Буду откровенен, Курицын, пока что я блуждаю в потемках… – усмехнулся Орест Самсонович, который всегда иронично относился к тому факту, что уже шесть лет, после трагического события, апофеоза первого его расследования, замешанным в которое он оказался против своей воли, он лишен зрения[16]. – Но уверяю вас, и пусть это станет известно самонареченному Джеку-потрошителю: чем гуще тьма, тем скорее наступит рассвет. Ибо я не успокоюсь, пока не разоблачу этого бешеного монстра!

Покинув больничную койку, я нацепил картуз, который с грехом пополам скрывал мою забинтованную голову, и спросил:

– Но ведь Потрошитель попытался убить вас, то есть всех нас?..

Орест Самсонович усмехнулся:

– С чего вы это взяли, Курицын?

Я же, подражая великому сыщику, произнес:

– Вы получили от Джека посылку, это факт номер один. В ней оказалась бомба. Это факт номер два. Взрывчатки было достаточно, чтобы убить десятерых, и только по счастливой случайности это удалось предотвратить, что означает – Потрошитель не хотел испугать, он хотел решить свою проблему самым что ни на есть радикальным образом, в духе народовольцев. Это факт номер три!

Я был доволен своими умозаключениями и тем, что, общаясь, пусть до сих пор по большей части заочно, с Орестом Самсоновичем, сумел перенять его манеру вести расследование.

– Я получил посылку, но она была не от Джека-потрошителя, Курицын! – возразил Бергамотов. – И это факт номер один. Факт номер два – то, что на ней в качестве отправителя значился Джек, было уловкой, призванной заставить меня самолично вскрыть посылку. Это позволяет нам постулировать факт номер три, и здесь вы правы: кто-то хотел избавиться от меня. Такое уже когда-то случалось[17]. Это известный нам с вами Васька Порох, большой поклонник пиротехнических игрушек, столь незамысловатым образом мстит мне за то, что я помог столичной полиции накрыть его притон и вывести из игры практически всех членов его банды.

– Но Васька Порох произвел на меня впечатление человека жестокого и, без сомнения, мстительного, однако же не особенно умного, – заметил я. – А тот, кто прислал вам посылку от имени Потрошителя, поступил крайне хитро!

– И это факт номер четыре! – кивнул великий сыщик. – Вы радуете меня своими дедуктивными способностями, Курицын (и, услышав такое из уст самого Ореста Бергамотова, я зарделся). Составить сей адский план ему помогла наша общая знакомая, мадемуазель Эльвира…

Я зарделся еще больше – сообщить читателям о том, при каких обстоятельствах я познакомился с этой дамой, я не могу, ибо сие вызовет гнев со стороны цензоров, ограничусь только литературным сравнением – мадемуазель Эльвира в своем преступном коварстве и преступной изощренности не уступает небезызвестной Ирэн Адлер, платонической любви Шерлока Холмса.

– Так, быть может, она связана с Потрошителем? – предположил я, осененный внезапной догадкой.

Г-н Бергамотов качнул головой.

– Нет, тот, кому она служит и кому пытается подражать в беспринципности, злодейском лихачестве и тупой жестокости, отнюдь не Потрошитель, а иной гений преступного мира – Профессор!