– Вы ведь примете участие в допросе Юркевича и антиквара? – спросил я, на что Орест Самсонович качнул головой.

– О нет, пусть правого и виноватого из них выбирает Брюхатов, тем более что мы услышали все, что нужно. Вы удивляетесь, Курицын, что я безропотно уступаю пальму первенства и, что важнее, лавровый венок победителя господину полковнику? Но только так я могу получить доступ к служебной информации, только так, помогая полиции расследовать наиболее сложные дела, могу избавлять общество от преступлений и преступников!

– Он просто присваивает вашу славу! – воскликнул я, и примостившийся у наших ног Зигфрид одобрительно заворчал, а Мэхпи произнес, как всегда, лаконично:

– Истина. Говорит. Он.

Орест Самсонович провел в волнении рукой по лбу и сказал:

– Если это цена, которую мне надо платить, то я плачу ее с удовольствием. И скажу честно: пока полковник будет нянькаться с этими жуликами, мы сумеем продолжить наше расследование, не опасаясь, что Брюхатов станет путаться у нас под ногами. Итак, в морг!

Было уже далеко за полночь, когда мы снова перешагнули порог морга, где нас встретил патологоанатом Илья Емельянович Пузырь. Он проводил нас к последнему ряду и указал на стол, на котором покоилось тело крошечного, бледного, облаченного во все черное мужчины неопределенного возраста.

Вот он, мэтр Гийом, знаменитый медиум, с чьего спиритического сеанса и началась вся эта история. Ибо он своим вторжением в царство мертвых взбудоражил тамошних обитателей и позволил духу Джека-потрошителя вернуться на землю – чтобы снова совершать убийства!

А теперь он сам стал жертвой – не Джека ли Потрошителя?

Все это я скороговоркой выложил Оресту Самсоновичу, на что тот, поморщившись, сказал:

– Забудьте чушь о духе, который вернулся из ада и снова убивает! Тот, на чьей совести столько жертв, сделан из плоти и крови, как и мы с вами. Но ваше последнее предположение справедливо: мэтр стал очередной жертвой Джека, ведь так?

Патологоанатом Пузырь пустился в долгие рассуждения, обильно сдобренные латинскими терминами. Читателям этого репортажа я могу передать суть его речи следующим образом: ранения, нанесенные в сердце и в живот несчастного неким тонким предметом, видимо скальпелем, были идентичны тем, которые были обнаружены на теле жертв Джека.

Меня распирала гордость по причине того, что я, так недолго общаясь с г‑ном Бергамотовым, уже перенял его манеру ведения следствия.

– Да, это Джек! – заявил, морща лоб, Орест Самсонович. – Ибо при мэтре была найдена крупная сумма в ассигнациях – стань он жертвой грабителей, они бы такое не упустили. Что ж, все начинает проясняться!

Для меня, если честно, ничего не прояснялось. Тут появился курьер, который был послан полковником Брюхатовым с запечатанным пакетом для Ореста Самсоновича. Бергамотов велел мне вскрыть его и прочитать сообщение.

– Отпечатки принадлежат Юрию Викентьевичу Генералову по кличке Генерал! – прочитал я.

– Я так и думал! – воскликнул Орест Самсонович и, поблагодарив Пузыря, выбежал из морга. Мы поспешили за ним. Снова оказавшись в полицейской пролетке, мы направились к дому графа и графини Нулиных.

– Это словно эпицентр какой-то! – заметил я, а Орест Самсонович, побледнев, попросил меня повторить мою мысль, что я охотно и сделал.

– Особняк Нулиных – словно эпицентр зла! Ведь все началось с этого злосчастного спиритического сеанса… Все вертится вокруг этого дома! Может, он проклят и построен на месте языческого кладбища?

– Мыслите рационально, Курицын! – проговорил Бергамотов. – Вы правы, графский особняк – это своего рода эпицентр…

Сгорая от любопытства, я невинно поинтересовался, кто такой этот самый Юрий Викентьевич Генералов. Ответа я, честно говоря, не ожидал, но Орест Самсонович произнес:

– Самый ловкий в последние годы вор и мошенник, специализирующийся преимущественно на краже драгоценностей. Хотя доподлинно не известно, так ли его зовут, ибо он, единожды оказавшись в лапах полиции, мог использовать поддельные документы. Посему, поняв, что бриллиант графини подменен, я сразу подумал, что Генерал – будем называть его так, как принято в преступном мире – замешан в этой афере. И тайно снял у тех обитателей графского особняка, у кого смог, отпечатки пальцев, дабы узнать, те ли они, за кого себя выдают!

– Вы думаете, что поручик Юркевич и есть Генерал? – спросил я с сомнением. – Или антиквар Лопата-Забойский?

– Конечно же, нет, Курицын! Они оба – те, за кого себя выдают. Это факт номер один. Нам нужен человек, который выдает себя за другого. Это факт номер два. Этот человек заменил бриллиант стразом еще до того, как его подменил поручик, состоявший в сговоре с уважаемым Адамом Януарьевичем… Это факт номер три. А факт номер четыре, что Генерал действительно находится в графском особняке!

Я в волнении предположил, что, застигнутый во время подмены или будучи случайно разоблаченным, Генерал мог убить беллетриста.

– Мог! Но зачем ему убивать, да еще так зверски, баронессу? И юного студента Кудиярова! И в особенности мэтра Гийома…

Тем временем мы подъехали к особняку Нулиных. Вылезая из пролетки, я спросил, кто же тогда Генерал.

– А вот это, думаю, нам может сказать он сам! – произнес Орест Самсонович и нажал кнопку электрического звонка. Дверь отворилась, и на пороге возник насупленный и величественный дворецкий.

– Ее сиятельство не принимают, господа! – проговорил он. – Имейте совесть, уже второй час ночи!

– Но мы пришли не к ее сиятельству, Захар, а к вам. Или мне лучше называть вас Генералом? – спросил Орест Самсонович.

Надо сказать, что мы все недооценили реакцию и сноровку Генерала, которым и являлся дворецкий Захар. Ибо он моментально, еще до того, как Зигфрид, пристроившийся на несколько мгновений к крыльцу с задранной лапой, смог броситься на преступника, захлопнул перед нашим носом тяжеленную дверь.

Конечно, мы звонили, конечно, Мэхпи влез в окно, до смерти напугав служанку, которая, не без оснований, надо сказать, приняв его за Джека-потрошителя, стала оглашенно орать на весь дом, чем перебудила всех его обитателей.

Но Захара, то есть Генерала, и след простыл – он, воспользовавшись черным ходом, покинул графский особняк, не забыв, однако, кроме исторического бриллианта прихватить с собой и прочие, не столь ценные, украшения графини. Впрочем, выяснилось это позднее, а вначале нам пришлось объясняться с появившейся на лестнице в красном, расшитом по последней моде драконами, кимоно графиней.

– Что вы себе позволяете! Я вызову полицию! Моя малютка Lisette плачет, мадемуазель Дрюо, успокойте Lisette! Mademoiselle Drouot! Почему эта глухая тетеря не соизволит реагировать? – бушевала ее сиятельство, на которую я смотрел другими глазами, – ведь я знал, что ей предстояло скорое нелицеприятное объяснение с графом!