Молча он вскрыл конверт.

Быстро пробежав глазами послание, Адам сообщил:

– Оказывается, совершается высочайший визит в Крым Тебя назначили старшей фрейлиной ее императорского величества и просят прибыть в Киев, чтобы присоединиться к свите императрицы.

Софи, нахмурившись, разглядывала ногти.

– А мой муж?

– По словам императрицы, ждет тебя с нетерпением.

Софи с силой выдохнула сквозь зубы:

– Какой же он все-таки лицемер! Не сомневаюсь, при моем появлении он сумеет скрыть свое изумление.

Адам вскочил, глядя на нее в ужасе.

– Ты не должна возвращаться к нему, Софи!

Не обратив внимания на его отчаянный возглас, она задала следующий вопрос:

– А ты что будешь делать, Адам?

Он глубоко вздохнул и после молчания выговорил:

– Я должен немедленно ехать в Могилев. Полагаю, приказ мне будет доставлен туда, и я должен быть на месте, чтобы получить его.

– Пожалуй, лучше найти grand-pere и сообщить ему обо всем этом.

Софья направилась к двери. Спокойная и сосредоточенная, спина прямая, как всегда, поступь уверенная. Она уже знала, что делать; на самом деле решение пришло само по себе, хотя оно бы не изменилось, даже если бы она специально об этом думала. Просто очень не хотелось разрушать иллюзию счастья мыслями о его завершении.

Адам проследовал за ней в библиотеку и без слов протянул Голицыну императорское послание.

– Адам должен немедленно ехать к себе, – коротко заметила Софи, как только князь закончил чтение. – Скорее всего ему тоже придется присоединиться к царской свите, поскольку мой муж там в качестве официального лица.

– Ты должна ехать во Францию, – решительно произнес князь, сжимая письмо в кулаке. – Императрица, конечно, разгневается, но это ничего не изменит…

– Я никуда не собираюсь бежать, – прервала его Софи. – Я собираюсь в Киев, чтобы присоединиться к свите царицы.

– Ни в коем случае! – в один голос воскликнули мужчины.

Софи окинула взглядом и того и другого, затем заговорила со спокойной уверенностью:

– Павел уже не в состоянии причинить мне зло. Я больше не в его власти. Кроме того, я буду в свите Екатерины. При таких обстоятельствах ему не удастся держать меня под замком. К тому же я буду точно знать, что рядом со мной нет никого, кому он мог бы навредить, чтобы заставить меня страдать от этого. Более того, я почти уверена, что вряд ли даже буду видеться с ним, не считая общения на людях.

– Если ты думаешь, что он больше не может причинить тебе зло, ты просто его недостаточно знаешь! – воскликнул Адам. – Он найдет возможность. Может, не в этом путешествии, а позже, когда ты уже не будешь под защитой непосредственной близости к императрице.

– Поживем – увидим, – пожала она плечами и взяла Адама за руки. – Милый мой, выслушай меня. Без тебя мне не жить. Лучше умереть сразу. Мне хватит сил вытерпеть мужа, если буду знать, что смогу хотя бы изредка видеться с тобой, знать, что ты на меня смотришь, согреваться твоей улыбкой…

– Софи, прекрати! Я этого не вынесу! – Адам перешел на крик. – Как ты могла предположить, что я смогу спокойно смотреть на тебя, зная, что этот варвар приходит к тебе каждую ночь, зная, как ты страдаешь, и не иметь возможности прикоснуться к тебе, не иметь возможности тебя защитить!..

– Немного – все-таки лучше, чем ничего, – страстно прервала его Софья. – Я не смогу жить, вообще не видя тебя. Не смогу!

– И ты предлагаешь мне забыть о чести, жить ради того, чтобы иметь возможность время от времени бросать взгляд на чужую жену? Суетиться, встречаться тайком, украдкой, ловить случайное слово, поцелуй, обниматься по темным углам, убого ютиться на грязных чужих простынях?.. – выговорил он с ожесточением и глубокой горечью. – Эта роль не для меня, Софи.

Адам отвернулся. В ушах звучал смех Евы – издевательский смех над оскорбленным мужем-рогоносцем.

– Но у нас же все было не так, – прошептала Софи, пораженная картиной, которую он нарисовал, и тем, какие слова Адам выбрал, чтобы описать их любовь.

– Это всегда так.

– Но… но у нас же такого не было! Ты же знаешь, что у нас все было не так. – В невыразимом отчаянии она шагнула к нему, протягивая руки. – Скажи, что у нас все было не так, Адам!

– Неужели ты не можешь понять разницу между тем, что было здесь, в нашем собственном мире, и тем, что будет там, при дворе, под взглядами грязных интриганок и сплетниц? – Взгляд серых глаз был холоден как океан и тверд как прибрежные скалы. – У нашей любви здесь нет будущего, Софи. Видит Бог, я бы рад ошибиться. Но я не в состоянии бросить все, даже ради любви. Если ты уедешь во Францию, я смогу хотя бы иногда навещать тебя.

Иногда… В этом году, в следующем… Иногда… Никогда. Софи решительно покачала головой.

– Если я покину Россию без императорского разрешения, у нас не останется никакой надежды, – проговорила она. – У меня не будет возможности вернуться, даже если что-то произойдет с моим мужем. У меня нет сил разорвать узы нашей любви. Можешь поступать как знаешь, Адам, но я намерена выполнить императорскую волю. Grand-pere!.. – Только обернувшись, чтобы обратиться к деду, она обнаружила, что тот давно уже покинул их, понимая, что в этом разговоре третий – лишний.

– Ты обрекаешь меня на пытку, – страдальческим голосом вымолвил Адам.

– Это пытка для нас обоих, – возразила она. – По крайней мере, чувствовать боль – значит жить. В ином случае можно похоронить себя заживо. – Софи пристально взглянула ему в глаза. – У меня есть мужество жить, Адам. Я смогу жить без тебя как любовника, но не смогу жить без твоей любви, без сознания того, что ты рядом.

– Не знаю, о каком мужестве ты говоришь, Софи, – медленно произнес он. – Мужество героев или мучеников? Впрочем, скоро это станет ясно. А пока мне пора идти собираться.

Он оставил ее в библиотеке. Там и нашел ее спустя несколько минут князь Голицын.

– Ты настаиваешь на своем решении, Софи?

– Это единственный путь, который оставляет хоть какую-то надежду.

– А Дмитриев?

– Я смогу противостоять ему, grand-pеre, – пожала он плечами. – И у меня будет защита в лице императрицы.

– На какое-то время, – тяжело вздохнул дед. Твой муж – твой господин, Софи. Он может поступать с тобой так, как ему заблагорассудится, а царица не всегда будет рядом.

– И все-таки я попытаюсь.

– Что ж, будь по-твоему, – смирился с неизбежностью старый князь. Софья Алексеевна – взрослая женщина и имеет право сама определять свою судьбу. Уверенность в исключительном здравомыслии внучки, обладающей редким даром предвидения, служила ему весьма слабым утешением.