– Мы не имели права открывать этот шкаф, – мрачно сказал он. – С охранной фирмой «Гранит – Плюс» у меня пятилетний договор. Парни хранят здесь свои пушки. Они не имеют на это законного права, но доверяют мне казенное имущество. Они твердо знают, что с оружием ничего не случится. Муха на него не сядет.

– Еще как сядет, – заметил Бирюков. – Я видел в служебной раздевалке ящик с инструментом. Там полно всякого добра. Полотно, ножовка. Тащи все сюда. Прямо сейчас, немедленно ты одно за другим закрепишь в верстаке ружья, возьмешь ножовку и отпилишь стволы и приклады. Это нужно, чтобы увеличить площадь разлета картечи.

– Я не сделаю этого.

– Вот как? В таком случае я посылаю на хрен нашу договоренность. И уматываю отсюда немедленно. Потому что жизнь для меня дороже металлолома. А ты подыхай в одиночестве.

Архипов тяжело вздохнул и стал разглядывать мыски своих ботинок.

– И еще мне потребуется широкая клейкая лента, леска или тонкая капроновая веревка, – сказал Бирюков. – Упаковочная бумага, рулон целлофана, ведра с водой и много тряпья.

– Будь по-твоему, – кивнул Архипов.

Бирюков вернулся в служебную раздевалку, вытащил из-под стола пару пустых бутылок. Сделав воронку из бумаги, нацедил в них растворителя, потому что бензина под рукой не оказалось, на одну треть долил содержимое машинным маслом, которым протирали всякие железяки. Заткнул бутылки, засунув под пробку куски ткани, смоченной растворителем. Получилось что-то вроде коктейля Молотова.

– Хочешь устроить пожар? – спросил Архипов, готовый к худшему.

– Это запасной вариант. Мы же не знаем, сколько народа приедет на встречу. Мне кажется, гостей будет четверо. Это чужая территория, они едут за большими деньгами и так называемым Шагалом. Значит, захотят подстраховаться. Впрочем, не о чем беспокоиться. Ты ведь сам говорил, что система пожаротушения работает, как часы.

* * *

Закруглив с помповыми ружьями и коктейлем Молотова, начали осмотр подвала. Возле лестницы, ведущий наверх, помещался служебный туалет. От него тянулся прямой коридор, который заканчивался глухой стеной, в самом конце которой была устроена полутораметровая ниша. По левую сторону коридора раздевалка, комната охраны, несколько коморок, забитые хламом, которому место на свалке. Справа, запертые на врезные замки цельнометаллические двери хранилищ. За ними картины и макеты скульптур для будущих экспозиций. В помещении, давно отошедшим под картинную галерею, пережившим капитальный ремонт, витал неистребимый запах несвежей трески, напоминавший о магазине «Дары моря», когда-то помещавшимся здесь.

– Ключи от железных дверей у тебя? – спросил Бирюков.

– Разумеется, – кивнул Архипов. – Хранилища сейчас почти пусты. Там три-четыре десятка картин, не самые удачные. Есть вещи, которые не были проданы на летней выставке «Современный русский авангард». Художники не забрали свою мазню, потому что хлопотно, и хранить это добро негде. Словом, за дверями нет шедевров.

– Понятно, – кивнул Бирюков. – Но это не имеет отношения к нашему делу.

Через четверть часа они поднялись наверх. Начали с туалета, в который можно было попасть из гостевого холла. В довольно тесном помещении, облицованном с пола до потолка кафелем, чисто, как в операционной. Четыре писсуара, две отдельные кабинки, пара раковин. Бирюков залез в конуру, в которой уборщица хранила свой инвентарь. Засунул половую тряпку в унитаз, утопил ее ручкой швабры и спустил воду. Те же манипуляции он проделал в соседней кабинке. Он продолжал спускать воду, пока та не полилась на пол, а унитазы окончательно засорились. Изорвав в мелкие клочки туалетную бумагу, забил стоки писсуаров. Пустил на пол воду из крана. Архипов вздыхал где-то за спиной Бирюкова, но не решился приставать с вопросами. Бирюков завинтил кран, когда вода затопила все помещение до самого порога.

– Наверху есть другой туалет? – спросил он.

– Только этот… Был…

– Хорошо. Значит, остается единственный сортир. То, что в подвале под лестницей.

В частной галереи насчитывалось шесть выставочных залов площадью от двадцати пяти до сорока пяти квадратных метров. Далеко ходить не стали, ограничившись первым залом. Стены в два ряда увешаны разномастными картинами в стиле позднего соцмодернизма.

Ближний к входу левый угол занимала скульптурная группа, выполненная из бронзы. На невысоком постаменте стояла согнувшаяся в поясе задастая баба, одетая в кофту и длинную юбку. В руке она держала остро наточенный серп. Кажется, собиралась жать пшеницу. Рядом с женщиной стоял мужичок в мятой кепке, в майке без рукавов и почему-то полностью раздетый ниже пояса. Видимо, законный супруг, где-то потерял или пропил последние штаны и кальсоны. Баба недобрым глазом косила на его мужское достоинство, скалила зубы, серп в ее руке блестел зловеще. Все было решено. Мужчина в ожидании скорой кастрации скрестил руки на впалой груди, как-то обмяк, смотрел на мир уныло и обречено.

Бирюков прочитал серебреную табличку, прикрепленную к постаменту «Женское счастье».

– Это счастье ты никому не продашь, – сказал Бирюков. – Разве что какая-нибудь оголтелая феминистка купит.

– Выставка организована не для коммерции. Чтобы в прессе побольше шума наделать. Я чередую экспозиции. Одна для коммерции, другая для средств массовой информации. У метя тут не Пушкинский музей, но я могу предложить посетителям то, чего они не увидят в других местах. Например, эту выставку а-ля социалистический реализм. Сейчас это модно. Но даже при точном учете конъюнктуры, моя лавочка едва сводит концы с концами. Нет, не об этом я мечтал, когда затевал эту бодягу с частной картинной галереей.

В центре зала напротив входа помещалась вторая скульптурная группа. Опять женщина и мужчина в металле. Что-то наподобие рабочего и колхозницы Веры Мухиной, но выполненные в нарочито кондовом стиле. Нет того величия и мужественной красоты. Названия скульптурная группа не имела, зато на табличке помещался обширный эпиграф: «Челнокам», людям нелегкого труда, одевшим страну в трудные времена. От благодарного русского народа". Женщина «челнок» уже немолода, у нее широкие плечи и крепкие ноги. Она стоит, сгорбившись под тяжестью двух баулов, которые оттягивают жилистые руки. Мужчина тоже не молод и не так чтобы красив. На спине бесформенная торба, в руках огромные сумки. Куцая шапка, ветхое пальтецо и стоптанные ветхие ботинки, готовые рассыпаться. На продажу товар привез, а сам прибарахлиться забыл, или все бабки в дело вбухал, так надо понимать. Лица людей напряжены. Нет, они не подсчитывают будущие барыши. Они просто устали от ломовой работы и долгого перелета из Турции.

Памятник «челнокам» Бирюкову понравился.

– Ничего, – сказал он. – Вот это подходяще.

– И мне кажется, что скульптор схватил суть, – обрадовался Архипов. – Проект памятника не утвердили потому, что якобы он будет мешать движению пешеходов у Внуковского аэропорта. Теперь скульптор ищет соавтора. Ну, какого-нибудь хрена из областной администрации. Когда найдет, тогда и памятник поставят. Тебе, правда, понравилось?