Теперь вставал вопрос о месте дальнейшего прохождения службы. Людмила придерживалась старинной армейской привычки: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Право, было ей все равно, кем назначат, куда откомандируют. Опять же, армейская присказка: «Меньше взвода не дадут, дальше фронта не пошлют». Но, похоже, в кадровом управлении Северо-Кавказского фронта на карьеру младшего лейтенанта Павличенко взглянули по-другому. Они определили ее не на фронт. Получив новенький «Военный билет», Людмила там прочитала: «Командир снайперского взвода. 32-я гвардейская воздушно-десантная дивизия».

Испугавшись не шутку, снайпер Люда стала объяснять, что высоты боится с детства, прыгать с парашютом не умеет и не хочет и лучше бы ей — под Сталинград, где немцы прут вперед, как бешеные.

— Да вы так не волнуйтесь, Людмила Михайловна, — вежливо ответил ей лощеный молодой капитан, сидевший за столом, заваленном бумагами. — Приказ о формировании 32-й гвардейской дивизии ВДВ получен буквально на днях. Летать вам никуда не придется. Потому что транспортных самолетов у нас не хватает… При нынешней ситуации воздушно-десантные соединения — просто наша отборная, самая лучшая пехота.

— Стало быть, без парашютов? — на всякий случай спросила она.

— Абсолютно.

— И где эта дивизия?

— Поедете в Московский военный округ. Там в августе начнут формировать восемь новых воздушнодесантных корпусов, используя для сохранения секретности те же организационные обозначения, что и раньше. Вам понятно?

— Да, вполне.

— Теперь следующее. Поскольку отныне вы — в штате гвардейской воинской части, то вам положен знак «Гвардия». Вам выдадут его в соседнем кабинете. Прикрепите на гимнастерку справа.

— Слушаюсь, товарищ капитан.

Интересное получалось совпадение. В Москву на доклад к Сталину собирался лететь генерал-майор Петров. Об этом он сказал ей во время того самого приема в штабе Северо-Кавказского фронта, который завершился вручением наград и небольшим угощением для присутствующих. Зачем-то Иван Ефимович спросил Люду, как она относится к перелетам по воздуху, не укачивает ли ее при взлете и посадке. Павличенко ответила, что не знает этого, так как никогда не летала. «Все в жизни надо попробовать, дочка», — хитро улыбнулся ей Петров…

Прожив в Киеве, столице Украины, без малого десять лет, Людмила думала, будто и Москва, столица СССР, на него похожа. Однако Москва была совершенно иной: большой, величественной, строгой. Сила и мощь огромной страны словно бы нашли в ней точное воплощение. Не без волнения Люда впервые взглянула на краснокирпичные стены Кремля и на его башни, увенчанные рубиновыми звездами. Улицы и площади в центре города удивляли ее своими изрядными размерами, здания — своей высотой и особой, по-имперски внушительной архитектурой.

Впрочем, оказалось, что в неприступных с виду строениях работают очень общительные, энергичные, веселые люди. Таковое впечатление произвел на молодых севастопольцев, вместе с Павличенко направленных на службу в ту же мифическую пока 32-ю гвардейскую дивизию ВДВ, первый секретарь Центрального Комитета Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи Николай Михайлов и его сотрудники, располагавшиеся в сером пятиэтажном здании на Старой площади. Михайлов, поздравив гостей с благополучным прибытием в столицу, сел вместе с ними за длинный стол в собственном большом кабинете и начал разговор.

Беседу он вел умело. Скоро участники второй обороны Севастополя совсем освоились и сами начали говорить о недавних событиях на Крымском полуострове. Михайлов, опытный партийный работник, обратил внимание на единственную среди них девушку — младшего лейтенанта Павличенко. Она не только была хороша собой, но и явно обладала задатками оратора, способного увлечь повествованием аудиторию.

Между тем рассказывала Людмила не о себе.

В ее речи, литературно правильной, легкой и свободной, блиставшей остроумными замечаниями, оживали бойцы и командиры родного ей 54-го имени Степана Разина стрелкового полка. Сержант Игорь Макаров, награжденный за финскую кампанию орденом Красной Звезды; доблестный командир второй роты Андрей Воронин, поднявший «разинцев» в атаку под Татаркой; командир первого батальона Иван Иванович Сергиенко, похожий на полковника из стихотворения Лермонтова «Бородино»: «слуга — царю, отец солдатам»; младший лейтенант Алексей Киценко, которого она теперь называла снайпером; смелая девушка из первой роты Нина Онилова, любившая станковый пулемет «максим» больше всего на свете.

Когда встреча подошла к концу, комсомольцам вручили подарки: каждому — четыре книги классической русской и советской литературы: Пушкин «Стихотворения», Лев Толстой «Севастопольские рассказы», Фурманов «Чапаев», Серафимович «Железный поток». Задержав Люду у дверей кабинета, Михайлов предложил ей выступить с рассказом о героях второй обороны еще раз, теперь уже на большом митинге на заводе «Компрессор».

— Я не умею выступать с речами на митингах, — сказала она.

— Люда, не скромничайте. Я слушал вас с большим интересом.

— Ну так это здесь, в кабинете…

— Ничего, привыкните. Людям надо рассказывать об этой ужасной войне. Только рассказ обязательно должен быть оптимистичным…

Нельзя сказать, чтобы предложение Михайлова ей понравилось. Но, как многие уцелевшие фронтовики, Люда испытывала чувство вины перед теми своими однополчанами, кто сгинул в адском огне. Называя их имена снова и снова, она словно возвращала героев из небытия. Ведь те, о ком помнит народ, на самом деле живы…

Ее деятельность на новом поприще складывалась успешно и доставила снайперу Люде много знакомств в Москве. Главное место, естественно, принадлежало Николаю Михайлову. Первый секретарь ЦК ВЛКСМ не скрывал симпатии к Павличенко. К тому же им часто приходилось вместе, на его машине и с его шофером, выезжать на разные общественные мероприятия. Людмила не откликалась на ухаживания главного комсомольца, держалась скромно, замкнуто, ни с кем никогда не кокетничала и старалась поскорее вернуться в комнату, которую ей дали в семейном общежитии Народного комиссариата обороны на улице Стромынке. Там она предавалась своим печальным размышлениям, перечитывала любимый роман «Война и мир», писала письма в Удмуртию. Матери жаловалась на страшную тоску и просила ее приехать в Москву хотя бы на месяц. Старшую сестру Валентину спрашивала о здоровье драгоценного Моржика.

Кроме Михайлова еще один известный деятель вдруг стал претендовать на ее внимание. Главное управление политической пропаганды РККА, точнее, его отдел информации и печати, направил к снайперу талантливого писателя, драматурга и журналиста Лавренева с поручением быстро создать о Павличенко небольшую брошюру для популярной серии «Фронтовая библиотека краснофлотца», которую выпускал «Военмориздат».

Конечно, имя Бориса Андреевича Лавренева Людмила знала. Она читала его знаменитую повесть «Сорок первый» и даже видела кинофильм по ней, снятый в 1927 году. Оба персонажа этого произведения: диковатая фабричная девчонка Марютка, боец красногвардейского отряда, и утонченный интеллигент поручик Говоруха-Отрок, а также конфликт между ними — отчасти показались ей надуманными. Особенно сейчас, когда у нее в руках целый год была хорошая снайперская винтовка. Вопрос о том, как поступить с врагом, пытающимся бежать, мог занимать младшего лейтенанта не более полминуты. Он решался просто, плавным нажатием указательного пальца на спусковой крючок «трехлинейки».