Все, что ты любишь и ценишь, будет использовано против тебя.

Она наклонилась вперед, чтобы отражение исчезло, и стала смотреть на улицу. Да, так лучше. Ее сограждане-досадийцы перестали быть живыми и трепещущими. Они превратились в безликие, пляшущие, словно на экране монитора, фигурки.

Движение было редким, отметила про себя Джедрик. По улице проезжали бронированные автомобили. Пешеходов почти не было. По окну выстрелили всего-то один раз. Она продолжала нелепо надеяться, что стрелку удалось ускользнуть. Но скорее всего патруль поймал этого дурака. Окраина постоянно испытывала кварталы Чу на прочность, невзирая на удручающе однообразный результат. Это было проявлением отчаяния. Стрелки редко дожидались спокойных часов, когда даже некоторые из самых влиятельных и могущественных отваживались выходить на улицу.

Симптомы, все это симптомы.

Вылазки Окраины были лишь одним из многих досадийских симптомов – она научилась читать их за время своего восхождения к вершине пирамиды власти, которое привело ее в этот кабинет. Это была не просто мысль, скорее привычное ощущение, к которому она не раз возвращалась в моменты размышлений.

У нас запутанные отношения с нашим прошлым, и религия не может объяснить их. Мы необъяснимо примитивны, наши жизни сплетены из знакомого и чужого, из расчетливости и безумия.

Это делало некоторые безумства особенно привлекательными и величественными.

Я сделала безумный выбор?

Нет!

Все данные находятся у нее в голове – факты, от которых невозможно отвернуться. Досади была космической сборной солянкой: немного этого и немного того…

В результате получилась груда несовместимых вещей.

ДемоПол, с помощью которого Досади манипулировала своим контролируемым компьютерами обществом, не вписывался в этот особый мир – мир, использующий энергию спутника, находящегося на геосинхронной орбите. От ДемоПола за милю несло первобытным невежеством, как от пережитка общества, погрязшего в абсолютном легализме – закон для всего и все для закона. Догму о том, что немногие вдохновленные Богом избрали каньон реки Чу и построили город, изолированный от ядовитой атмосферы планеты, и о том, что все это произошло всего каких-то двадцать поколений назад, было пока невозможно переварить. Да и энергетический спутник, что висит под барьером Стены Бога, – результат долгой и утонченной эволюции, в ходе которой должно было быть отброшено такое уродливое явление, как ДемоПол.

Досади – космическая свалка, собранная с особой целью, которую угадали предки Джедрик.

Мы, жители планеты, не развивались.

Здесь отсутствовала гармония и среди людей, и среди говачинов. Досадийцы пользовались одновременно и компьютерной памятью, и бумажными носителями для одних и тех же нужд. Также на планете было обнаружено невероятное количество веществ, вызывающих наркотическую зависимость. Потребление этих веществ входило в непримиримое противоречие с религией и ее требованиями «бесхитростной веры», так что общество находилось в состоянии перманентной войны. Мистики умирали за свои «новые видения», а ревнители «бесхитростной веры» контролировали потоки наркотиков, чтобы забирать в свои руки все больше и больше власти. Единственой реальной верой на Досади была вера в то, что выжить можно только благодаря силе, а сила рождается из обладания вещами, за счет которых выживают другие. Досадийское общество успешно боролось с бактериями и вирусами и превосходно разбиралось в механизмах работы мозга – а на Окраине и в подвалах кварталов целители джабуа продолжали лечить больных курением «магических» трав.

Они не могли – пока не могли – уничтожить Кейлу Джедрик, потому что она увидела то, что увидела: город Чу и окружающая его Окраина были наполнены несовместимыми явлениями. Везде все было одинаково: общество, так естественно пользующееся какими-то одними предметами, не способно было преобразиться в общество, что так же естественно пользуется другими.

Так естественно…

Все вокруг – и Джедрик отчетливо это понимала – было пронизано невыносимой противоположностью. На планете обитали только два биологических вида – говачины и люди. Почему два? Неужели в этой вселенной не было других видов? Некоторые археологические находки говорили о том, что в процессе эволюции на Досади формировались существа с конечностями, отличными от конечностей говачинов и людей с их гибкими пальцами.

И почему на Досади был всего один город?

Догма была не в силах дать ответ.

Орды с Окраины упорно искали способ проникнуть в изолированный стерильный Чу. Но за спиной у них была целая планета. Да, пусть это была ядовитая планета, но на ней были и другие реки, другие места, которые могли бы послужить потенциальным убежищем. Выжившие обоих видов могли бы построить больше убежищ, которые позволили бы покинуть эту дыру, управляемую Гаром и Трией – по крайней мере, им так казалось. Но нет… Чу оставался единственным – город, имевший почти двадцать километров в ширину и сорок в длину, воздвигнутый на холмах и илистых островах, где река, опустившись в глубокий каньон, замедляла свой бег. По приблизительным подсчетам, в городе жили восемьдесят девять миллионов человек – и в три раза больше влачили жалкое и недолгое существование на Окраине. Эти обитатели постоянно давили на Чу – единственное пригодное для жизни место среди планетного яда.

Отдайте нам ваши драгоценные тела – вы, глупое стадо с Окраины!

Люди Окраины услышали этот клич и начали сопротивляться. Что сделал народ Досади, чем заслужил он эту тюрьму? В чем согрешили их предки? Было бы правильно построить целую религию, основанную на ненависти к таким предкам… Если, конечно, они и в самом деле были виновны.

Джедрик прильнула к окну и снизу вверх посмотрела на Стену Бога, всмотрелась в эту молочно-белую прозрачность, что держала в заточении Досади, но сквозь которую могли легко пройти такие люди, как Макки. Ей не терпелось лично встретиться с ним, чтобы убедиться, что он не был испорчен так, как Хэвви.

Сейчас Макки был нужен ей как воздух. Очевидная искусственность природы Досади говорила Кейле, что Макки должен существовать. Она ощущала себя охотником, а его считала добычей. Фальшивая личность, только что созданная ею, должна была послужить приманкой. Теперь, когда пришла пора Макки, религиозные песнопения, которыми могущественные досадийцы поддерживали свои иллюзии, потеряли значение, рассыпались в прах. Джедрик уже видела начало распада; очень скоро его увидят все.

Она тяжело вздохнула. В том, что должно было произойти, была целомудренная чистота, опрощение. Надо было покончить с одной из двух ее жизней, сосредоточить все внимание только на личине другой Кейлы Джедрик, которую скоро узнают все на планете. Люди Кейлы надежно хранили ее тайну, пряча некую полнотелую блондинку от других досадийцев, но приоткрывая ее ровно настолько, чтобы власти за Стеной Бога клюнули на приманку. Очищение Джедрик было уже близко, маскировка иной, настоящей жизни начала терять свое важное значение. Теперь она вся, целиком, возникнет в одном месте. И именно Макки спровоцировал такое превращение. Мысли Джедрик стали ясными и отчетливыми: