Встал сбоку от двери. Думаю, войдет — пальну, если успею.Что справлюсь с таким терминатором, не надеялся. Расчет был, что грохнет онменя и на том успокоится. Не пойдет дальше по дому рыскать. Хоть сынишка живойостанется.

Стою, спиной к полкам прижался, «браунинг» этот дурацкий вруке ходуном ходит. Прикидываю: киллеру надо на первом этаже четыре спальниосмотреть, тренажерный зал, гостиную, столовую, кухню, кладовку, два сортира,плюс часовню. Часовня у меня в доме понтовая была, с наворотами: светомузыка,орган самоиграющий, долби-систем, икона Богоматери два метра на три — самомуШилунову заказал, за 15 тысяч. Я тогда сильно православный был, не открыл ещесвоего фри-масонского бога.

Слышу, внизу орган заиграл. Соображаю: это киллер уже дочасовни добрался, на пульте кнопки тыкает, проверяет, не откроется ли гдепотайная дверь. Сейчас наверх пойдет.

На втором этаже, если повернет налево, где кабинет, то жизниу меня останется одна минута. А если сначала пойдет направо, то минут пять.

И ужасно мне захотелось, чтоб он направо пошел.

Минута проходит, нет его.

Значит, направо!

И такое счастье нахлынуло, вы не представляете. Думаю, пятьминут — это же триста секунд, целая вечность. Вон стрелка на часах еле-елеползет. Можно в окно поглядеть. Там небо синее, береза ветвями качает, ничегопрекраснее в жизни не видел. Засмотрелся я на эти ветки. И отключился, счетвремени потерял. Потом дернулся», гляжу на часы. Что за черт! Больше 15 минутпрошло, а я жив!

Охватил меня ужас. Вдруг он сначала на третий этаж поднялся?

В носках, крадучись, кинулся по лестнице наверх.

Слава Богу, Олежка жив-здоров, в мониторной под столомзатаился, как я велел. Дышит часто-часто, страшно ему. А киллера не видно.

Бросился к экранам.

Нету! Нигде. Ни на первом, ни на втором, ни на третьем, нина территории.

Стал еще раз просматривать, внимательней. Вижу — в часовнена полу лежит кто-то, руки крестом раскинул.

Он!

Не шевелится. Умер, что ли?

Долго я с духом собирался. Наконец спустился. Пистолет спредохранителя снял, держу перед собой.

Эй! — зову. — Эй, ты живой?

Приподнимается, поворачивает голову. В глазах слезы.

И задумчиво, мирно так говорит: «Голос мне был. — А самна шилуновскую Богоматерь смотрит. И слезы текут, текут. — Никого большеубивать не буду, говорит. Прости, матерь Божья».

В общем, чудо в чистом виде. Явление Богоматери разбойнику,как в древних житиях.

Случись это на пару лет позже, я бы не особо удивился.Догадался бы: моя Сила меня бережет. Но тогда, в 93-м, чуть умом не тронулся отрелигиозного восторга. Церковь Пресвятой Богородицы неподалеку построил, вБерезовке. Можете заехать как-нибудь, полюбоваться. Краснокирпичный кошмарстиля «Новорусское барокко».

А Игорек с тех пор у меня работает. Самый верный мойсотрудник.

Дураком он, что ли, меня считает, подумал Фандорин. Сначалаплел небылицы про какую-то высшую силу, теперь про Богоматерь. Или,действительно, верит во всю эту галиматью?

Похоже было, что верит. У нынешней российской элитыпрагматизм отлично уживается с сумеречностью сознания.

— Скажите, а жалованье раскаявшемуся киллеру вы хорошееположили? — осведомился Николас.

Аркадий Сергеевич засмеялся.

— Втрое больше, чем он получал у Богданчика. Догоняюход ваших мыслей. Полагаете, Игорек инсценировочку устроил? Чтоб перейти навыгодных условиях к более перспективному хозяину? Он действительно не прогадал.Богданчика в том же 93-м подорвали. И людишек его, бывших Игорьковых корешей,тоже давно на свете нет. А Игорь вон кум королю, помощник депутата. Но учтите одно.Когда он ко мне на службу шел, поставил условие: никого убивать не буду. Такчто, может, все же это было чудо Господне?

«Или решение сменить рискованную профессию», мысленновозразил Ника, однако продолжать дискуссию не стал.

— Возможно. Но давайте к делу, а то меня Сашазаждалась.

— Значит, беретесь? Отлично! Ваша главная задача —выяснить, где находится остаток рукописи. Рулета мы разыщем сами. О Лузгаеветоже не беспокойтесь. Вернем ему задаток, и дело с концом. Никаких 50 тысячфунтов он Морозову, конечно, не платил. Дал какую-нибудь мелочовку.

Человек, пристегнутый к креслу, расхохотался.

— Ай да коллекционер! Не пятьдесят тысяч, а пять. И нефунтов, а рублей. Еще сорок пять обещал, когда получит остальное. Лопух я был.Потом поумнел, а все равно дураком остался. Какая к черту разница — рубли,фунты, пять тысяч, пять миллионов. Мне бы бабу помягче, да *****послаще, — с чувством высказал свое нынешнее кредо Филипп Борисович.

Физическое состояние больного сегодня было явно лучше.Недаром главврач распорядился переместить его из лежачего положения в сидячее.Эту опасную операцию произвели четыре охранника под личным присмотром МаркаДонатовича. Намордник сняли, лишь когда Морозов был накрепко прикован кспециальному креслу для буйнопомешанных.

Перед тем как оставить посетителей наедине с пациентом,доктор шепнул:

— Колем препараты, каждые два часа вводим черезкапельницу реабилитирующий раствор… Пока — увы. Но ничего, количество рано илипоздно перейдет в качество.

Насчет «увы» было ясно и без Зиц-Коровина. При виде Николасаи Саши маньяк так гаденько захихикал, что надежда, теплившаяся у Фандорина,сразу растаяла. Предстояла новая пытка. Вероятно, еще более мучительная, чемвчера.

— Вы в прошлый раз нас обманули. Не сказали, чторукопись поделена на три фрагмента, — обреченно начал Ника.

Морозов подмигнул:

— Да, батенька. Придется вам еще потрудиться. Я васпрямо заждался. Уже придумал, что вы мне сегодня расскажете. Человек выженатый, вон колечко у вас. Расскажите-ка мне, как вы с женой в первый раз*******. Порельефней, похудожественней, и главное, физиологию обрисуйте. Чтобво всей наглядности.

— Ну уж этого… — Фандорин побагровел, обшариввзглядом углы палаты — где тут спрятан микрофон? — Не дождетесь!

На свете нет такого гонорара, ради которого он бы на такоепошел!

Подлый доктор филологии словно подслушал его мысли.

— Не ради рукописи. Ради Сашеньки, — проникновенносказал он. — Вон у нее, ангела нашего, уж и слезки на глазах. Будтожемчужинки.