Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы будете удивлены сложностью молодых умов.
Я начинаю подниматься со стула, охваченная внезапным желанием уйти. Это ни к чему не приведет. Уж точно не в то направление, куда я хочу идти. Здесь, парящую над бежевой обивкой кресла, меня удерживает только потребность в ответах.
— Эта книга только усложнила жизнь моей семье, — говорю я. — Особенно мне.
— Тогда зачем вы вернулись в Бейнберри Холл?
— Я его унаследовала. А теперь мне нужно его приготовить к продаже.
— Вам не нужно, — говорит доктор. — Это не обязательно. Обо всем, что касается дома, можно было позаботиться дистанционно. Грузчики, дизайнеры и все прочее.
— Я и есть дизайнер, — выпаливаю я, ощетинившись. — Мне надо было увидеть состояние дома.
— И, думаю, это ключевое слово.
— Дом?
Доктор Вебер терпеливо мне улыбается.
— Увидеть. Вам нужно было увидеть состояние дома. Очень похоже на фразу «Я поверю, когда увижу». И это наводит меня на мысль, что вы вернулись не для того, чтобы посмотреть, в каком состоянии дом, а для того, чтобы выяснить, говорил ли ваш отец правду в своей книге.
Я наклоняюсь вперед в кресле.
— Что я вам говорила во время того сеанса?
— Значит, вы дизайнер, — говорит доктор Вебер, игнорируя мой вопрос. — Чего же?
— Интерьера.
— Как интересно.
Я знала, что она ухватится за эту информацию. Доктор Харрис, конечно же, так и сделала. Она сказала, что я делаю то, что делаю, из-за Бейнберри Холл. Что история моего короткого пребывания там заставила меня искать другие истории в других домах. Постоянный поиск истины.
— А чего вы на самом деле хотите добиться, отремонтировав этот дом? — спрашивает доктор Вебер.
— Прибыли.
— Вы уверены, что это не попытка изменить ваше прошлое? Переделать дом, переделать прошлое.
— По-моему, все немного сложнее, — говорю я.
— Правда? Вы только что сказали, что этот дом испортил вам жизнь.
— Нет, я сказала это о книге моего папы. Дом не имеет к этому никакого отношения.
— Ну конечно же имеет, — говорит доктор Вебер, и, судя по новообретенной искорке в ее глазах, она считает, что видит меня насквозь. — Все это взаимосвязано, Мэгги. Дом. Книга. Ваша семья. Я не удивлена вашим словам о том, что книга вашего отца причинила вам боль. Я могу только представить, каково это было — расти с такой ношей. А теперь вы здесь, ремонтируете Бейнберри Холл. Вам не кажется, что этот проект, по сути, является попыткой переписать историю?
— Я сюда пришла не для того, чтобы во мне копались, — выпаливаю я, снова сгорая от желания уйти. На этот раз я встаю. Доктор Вебер остается на месте. Наша внезапная разница в росте придает мне храбрости. — Если вы не хотите говорить мне, что я сказала во время нашего сеанса — ладно. Но я не позволю тратить мое время зря.
Я делаю шаг к двери, останавливаясь только тогда, когда доктор Вебер говорит:
— Ваши родители связались со мной и сказали, что у вас проблемы с адаптацией к новому дому. Когда я узнала, где вы живете, я совсем не удивилась.
Она жестом велит мне вернуться в кресло.
— Из-за того, что случилось с семьей Карвер?
— И еще кое-что, — говорит доктор Вебер. — Истории. Слухи. В каждом городе есть дом с привидениями. В Бартлби это Бейнберри Холл. И так было задолго до того, как появилась книга вашего отца.
Я вспоминаю отрывки из книги об истории этого дома. Все те статьи, которые папа якобы нашел о смертях, произошедших там задолго до трагедии семьи Карвер. Я решила, что он их выдумал.
— Когда ваши родители привели вас ко мне, я была готова говорить с маленькой девочкой, которая боится темноты. Вместо этого я встретила умную, своенравную пятилетнюю девочку, убежденную, что в ее доме есть сверхъестественные существа.
— Я говорила о привидениях?
— О да. О маленькой девочке, мисс Медноглазой и мистере Тень.
Тонкая струйка страха пронзает мой позвоночник, как титановый стержень. Я выпрямляюсь в кресле.
— Их придумал мой папа.
— Вполне возможно, — отвечает доктор Вебер. — Дети очень впечатлительны. Если взрослый говорит им что-то, каким бы невероятным это ни казалось, ребенок склонен в это верить. Возьмем, к примеру, Санта-Клауса. Так что да, отец мог внушить вам мысль об этих людях.
Впервые с тех пор, как мы сели, я слышу неуверенность в голосе доктора Вебер.
— Но вы не думаете, что все было так, — понимаю я.
— Нет, — доктор ерзает в кресле. — Я могу понять, когда мышлением ребенка манипулируют. С вами все было не так. Вот почему я так живо помню тот сеанс после стольких лет. Вы говорили с абсолютной уверенностью.
— О привидениях?
Доктор Вебер кивает.
— Вы сказали, что они приходили к вам ночью. Один из них шептал вам в темноте и предупреждал, что вы умрете.
— Вероятно, это были ночные кошмары. Они были у меня с тех пор, как я была маленькой.
— Не припомню, чтобы ваши родители упоминали об этом, — говорит доктор Вебер. — Они все еще есть?
— Так написано в моем рецепте на валиум.
Доктор Вебер даже не улыбается неудачной шутке.
— Дело в том, что люди, страдающие кошмарами, думают, что они реальны только тогда, когда это происходит. Как только они просыпаются, они знают, что все это просто плохой сон.
Я думаю о кошмаре, который был у меня три дня назад. Я лежу в постели, а мистер Тень наблюдает за мной из шкафа. Даже спустя несколько дней мне все еще не по себе.
— Значит, все те вещи, которые я якобы видела… я считала настоящими?
— Даже когда вы не спали, — говорит доктор Вебер.
Кажется, стул подо мной прогибается. Как будто я погружаюсь в него и вот-вот соскользну в небытие. Ощущение настолько сильное, что мне приходится посмотреть вниз и убедиться, что там крепкий пол. Но даже тогда ощущение погружения не проходит.
— Так все, что написано в Книге… все, что вы сказали моим родителям…
— В основном правда, — говорит доктор Вебер. — Я не могу поручиться за подлинность остальной части книги, но эта часть действительно была. Вы правда верили, что эти духи существуют.
— Но они не существуют, — говорю я, все еще чувствуя, что тону. Вниз, вниз, вниз. Еще глубже в кроличью нору.
— Я не верю в призраков, — говорит доктор Вебер. — Но вы правда верили, что ночью к вам в комнату что-то приходит. Было ли это что-то настоящее или воображаемое, я не знаю. Но на вас это давило. И что-то вас преследовало.
Я встаю, испытывая облегчение от того, что больше не в кресле. Оглядываюсь, убеждаясь, что подушка все еще там. Что это ощущение погружения было только у меня в голове.