– Нет, это невозможно! – возмущался Алексей.

– Да, только это и возможно! – парировал Видок. – Если бы письма украли или они куда-то пропали, Дюкруа поставил бы маркизу в известность. Но мадам де Манвиль и словом о таком не упомянула. О ля-ля! Вы удивлены? Боже мой! – Видок покачал головой. – Как же вас могли поставить на такую работу, сударь, если вы совершенно не разбираетесь в людях?

Алексей обиделся, стал говорить, что, наоборот, очень хорошо разбирается в людях, а вот нелюди находятся вне его компетенции. Видок слушал, улыбался и поглядывал на Полину, и вид у них был – как у двух сообщников, которые понимают друг друга не то что с полуслова, а с полувзгляда. В конце концов Алексей рассердился и замолчал.

– Что же теперь будет с маркизой? – спросила Полина.

– Понятия не имею, – отозвался Видок. – Во всяком случае, я не Эктор Дюкруа и зла ей не желаю. Надеюсь, вы понимаете, что ее признание должно остаться строго между нами?

– Могли и не напоминать, – проворчал Алексей.

– Хорошо, – безропотно согласился Видок, скорчив такую плаксивую мину, что Каверин, хоть до сих пор не остыл, все же не удержался от смеха.

– А наше дело? – подала голос Полина. – К каким выводам вы пришли?

Видок пожал плечами.

– Ясно, что ключ ко всему – таинственный Полан. Либо он украл сокровища, либо знает, где драгоценности спрятаны. Теперь любой ценой надо до него добраться. Вопрос только в том, как… А покамест я намерен всерьез приняться за маркиза Ларошжаклена. Похоже, я сильно недооценил его, решив, что если он богач, то должен непременно остаться равнодушным к сокровищам короны.

– Кстати, что он за человек? – спросил Алексей.

– Ларошжаклен? О, весьма известная личность. Его родич, граф Ларошжаклен, был одним из вождей вандейцев, которые во времена революции сражались против республиканцев на стороне короля. Казалось бы, нашему Ларошжаклену сам Бог велел быть роялистом, но нет – он ярый приверженец Наполеона. Ратует за увековечение его памяти и перенос тела с острова Святой Елены во Францию. Переписывается с его братьями, теми, что до сих пор живы, и собирает коллекцию вещей, которыми владел император. Кроме того, помогает людям, в разное время соприкасавшимся с великим человеком, опубликовать их воспоминания. Фанатик, одним словом! – Видок прицокнул языком, но в голосе его слышалось явное уважение. – Если когда-нибудь кто-нибудь из Бонапартов станет императором, то у него не будет более преданного сторонника, чем маркиз. Что еще? Ах да, он тонкий ценитель театра – содержит одну балерину. И имеет, по моим сведениям, троих детей на стороне. – Видок зевнул. – Все это, пожалуй, вам не слишком интересно.

– Вы устали, патрон, – заметила Полина.

– Нет, нет, – встрепенулся Видок. – Сначала дело, а потом уже можно будет выспаться. Возвращаемся ко мне. В полдень мои мальчики должны явиться с докладом, и я надеюсь, им удастся что-то разузнать по поводу маркиза и того парня, которого пришил месье Алексис.

Только в особняке Алексей понял, что зверски проголодался. Ему принесли сытный завтрак, а когда с едой было покончено, офицер почувствовал, что не знает, чем занять себя. Полина сказала, что ей хочется вздремнуть, и ушла отсыпаться. Почему-то мысли Алексея все время возвращались к Элоди, и, так как Видок пока не спрашивал его, молодой человек взял фиакр и направился в больницу, куда увезли девушку.

Врач заверил его, что состояние раненой осталось без изменений, но в данных обстоятельствах это скорее хорошо, чем наоборот.

– Она потеряла много крови, ведь задето легкое, но если ей повезет, выкарабкается.

Алексей заглянул к Элоди и остался доволен, увидев, что трое амбалов Видока ни на секунду не оставляют ее без присмотра. Лицо девушки было пепельно-серым, в груди, когда она делала вдох, что-то хрипело.

Каверин посидел у постели раненой, сжимая ее маленькую ручку. В горле у него стоял ком. Ему приходилось в жизни убивать людей и видеть их смерть, но отчего-то страдания хрупкой девушки трогали его, как ничьи другие. Он подумал, что не утешится, если Элоди умрет.

«Похоже, я начинаю мыслить, как герой романа», – с грустной иронией помыслил Алексей.

Впрочем, по возвращении в особняк Видока он уже был собран и готов к дальнейшим действиям. И больше не думал об Элоди – дело, которым занимались они с Видоком, было куда важнее.

Старый сыщик встретил Алексея внизу, и от молодого офицера не укрылось, что патрон чем-то озабочен.

– А, вот и вы! – вскричал Видок. – А я-то думал, куда вы запропастились.

– Я навестил Элоди, – коротко ответил Каверин.

Видок прищурился.

– А, бедную малышку… Она еще не в состоянии говорить?

– К сожалению, нет.

– Жаль. – Видок вздохнул. – А как Кристиан Изамбар? Что говорит врач по его поводу?

Покраснев, Алексей признался, что совершенно забыл справиться о состоянии второго раненого. К беседующим подошла Полина.

– Что такое, господа, вы секретничаете? О чем?

Глядя на ее свежее личико, никто не мог бы сказать, что за предыдущие сутки ей удалось поспать часа два, не больше. Полина была оживленна и улыбалась, и Видок, помрачнев, отвел глаза.

– Должен вам сказать, дети мои, – проговорил он, – для меня было очень приятно работать с вами.

Почудилось Полине или в голосе Видока и впрямь прорезались какие-то новые нотки? Так или иначе, барышня Серова перестала улыбаться и сразу же насторожилась.

– Но, к сожалению, я получил строжайший приказ, – продолжал Видок, поморщившись при слове «приказ». – Вы не можете больше заниматься этим делом.

Алексей застыл на месте. Он чувствовал себя так, словно его по голове обухом ударили. Полина ощущала себя ничуть не лучше.

– То есть как? – возмутилась девушка.

– Увы, – подтвердил Видок. – Поверьте, мне очень жаль. Тем не менее… – Сыщик извлек руку из кармана, и Алексей увидел, что он держит те самые секретные протоколы французского правительства. – Я человек слова, во всяком случае – с людьми, которые не обманывают меня. Вот то, ради чего вы приехали в Париж.

Особые агенты переглянулись, и Полина, не проронив ни звука, взяла бумаги.

– Кроме того, – продолжал Видок, извлекая из кармана увесистый мешочек, приятно звякнувший в его руке, – поскольку вы ради меня жертвовали своим временем, так старались и вообще… – Сыщик смущенно откашлялся. – Я надеюсь, вы не откажетесь принять от папаши Видока скромное вознаграждение.

– О, что вы, патрон… – пробормотал Алексей. – Мы сами… вы… то есть…

Положительно, слова в то мгновение не шли ему на язык.

– Надеюсь, вы не в обиде на меня за то, что я силой втянул вас в это дело, – продолжал Видок, – но случилось так, что меня самого поставили на место. Иностранный подданный не может заниматься поисками сокровищ французской короны. – Бывший полицейский вздохнул. – Вы и представить себе не можете, как мне жаль, что все так обернулось. Поверьте, закончить расследование вместе с вами было бы честью для меня, но наверху… – он поморщился, – думают иначе. И тут я ничего не могу поделать.