– Они тебя простят, – сказала Шамса. – Обычные люди хотят самых простых вещей: низких налогов, справедливости и безопасности. Дай им это, и они тебя полюбят. Я знаю. Когда-то я была одной из них.

Юсуф с удивлением на нее посмотрел. Он считал, что Шамса выросла в доме эмира, в окружении учителей и слуг.

– Расскажи, – попросил он.

– Мои родители были крестьянами и жили рядом с Александрией. Пять лет назад их убили, когда франки осаждали город. Я только стала женщиной, и мне предстояло выйти замуж, а после того как франки… – Она замолчала, но через мгновение заговорила снова, только теперь ее голос стал жестким: – Потом меня уже никто не хотел брать в жены. Я приехала в Каир. Здесь красивая молодая женщина может легко обеспечить себе хорошую жизнь. Я овладела сердцем одного из своих… поклонников. Он был мамлюком и предложил выйти за него, несмотря на мое прошлое. Наша помолвка была недолгой, он познакомил меня со своим командиром, и тот захотел взять меня себе, но я прожила с ним совсем недолго – вскоре меня заметил Аль-Клата, и я стала его любовницей.

Юсуф нахмурился.

– Ты говоришь об этом без малейшего стыда, – сказал он.

– Я не выбирала свою судьбу. Мужчины теряют честь и восстанавливают ее во время сражений. А у опозоренной женщины такой возможности нет. Она должна выбрать собственный путь. Я была ничем, а стала царицей. Чего мне теперь стыдиться? – спросила Шамса.

– Ты не царица, Шамса. И я не царь, – возразил Юсуф.

– Но ты им станешь, – уверенно сказала Шамса.

Юсуф покачал головой.

– Я курд и суннит и потому вдвойне презираем. Кроме того, визири в Египте долго не живут, а безопасность и процветание для народа требуют много времени.

– Но ты можешь купить время. Посмотри сюда. – И она указала через комнату на изящный столик из темного дерева. Его столешницу украшала инкрустация из слоновой кости в форме аистов, лошадей и крокодилов. Вдоль края шла сверкающая золотая окантовка. Прежде Юсуф не обращал внимания на подобные вещи. – Столик стоит сто или даже двести динаров. Во дворце сотни таких и даже лучших вещей. Отдай их народу, пусть каждый житель Каира унесет столько, сколько сможет.

– И с чем я останусь? – спросил Юсуф.

– Со своей жизнью, – ответила Шамса. – Всякий, кто заберет что-то из дворца, станет надежной опорой в твоем правлении. Разве есть лучший способ обеспечить их верность?

Юсуф посмотрел на нее более внимательно.

– Я начинаю думать, что Аллах не случайно послал мне тебя, Шамса.

– Аллах тут ни при чем, – не согласилась она. – Я пришла по своей воле. В тебе есть величие, однако ты полон благородства. Аль-Клата ни на мгновение не лишился бы сна из-за гибели нубийцев. Но ты другой. – Она поцеловала его в щеку и потянула от окна. – А теперь пойдем. Нас ждет постель.

Июнь 1171 года: Иерусалим

Громкий стук деревянных мечей доносился со двора перед домом Агнес. Джон парировал первый выпад юного Балдуина и прижал острие тренировочного меча к шее мальчика.

– Вы мертвы, милорд.

– Но ты хорошо сражался, – сказала Агнес, наблюдавшая за ними из-под тента.

Балдуин нахмурился. За два года, что прошли после разгрома у Дамиетты, мальчик вырос, как пустынный цветок после дождя. Ему исполнилось десять, он стал высоким и нескладным. На нем были только штаны, и сейчас он пытался восстановить дыхание. На теле выступали ребра, но болезнь еще не оставила следов, если не считать полудюжины шрамов на руках и предплечьях. Проказа постепенно лишала его чувствительности, в результате с ним регулярно происходили несчастные случаи. К тому же ему все труднее становилось держать меч, но Балдуин был полон решимости стать воином и тренировался с Джоном по несколько раз в неделю. Они встречались в доме Агнес в течение двух последних месяцев, с тех самых пор, как Амори и Вильгельм отправились в Константинополь.

Император Мануил пришел в ярость после того, как он прислал флот в Дамиетту, но Амори отступил после подавления восстания нубийцев. Теперь Амори нуждался в его поддержке в еще большей степени – ведь сарацины овладели Египтом и Сирией.

– Еще, – потребовал Балдуин.

Джон стер пот со лба. Они тренировались уже час, и в свои почти сорок лет Джону уже не так легко, как прежде, давались подобные упражнения, в особенности по утрам, когда старые раны болели особенно сильно. Он пошевелил уставшими плечами.

– Быть может, вам следует отдохнуть, милорд.

Балдуин стиснул челюсти. Джон знал, что более всего на свете принц ненавидел, когда его начинали жалеть из-за болезни. Мальчик вел себя с теми, кто пытался оградить его от любых трудностей во дворце, с удивительной вежливостью, но жалости не выносил.

– Еще, – повторил он.

Джон кивнул и поднял деревянный тренировочный меч. Балдуин атаковал, постаравшись попасть ему в грудь. Джон отбил меч принца, но Балдуин тут же попытался достать его бок. Джон вновь парировал и перешел в контратаку. Балдуин присел, уходя от удара, и нанес ответный удар вверх. Джон отскочил, но кончик деревянного меча принца зацепил его правый бок.

– Я тебя достал! – улыбнулся Балдуин. – Моя победа!

Джон потер бок. Завтра там будет большой синяк. Он сделал глубокий вдох и постарался забыть о боли.

– Ваши противники будут в кольчугах, – сказал он Балдуину. – Они едва ли заметят такой удар. – Джон вновь принял боевую стойку.

Пальцы Балдуина, сжимавшие рукоять меча, побелели. Он вновь нацелился Джону в грудь, но на этот раз тот отступил в сторону и сделал выпад принцу в бок. Балдуин сумел его парировать, Джон изменил направление движения меча и атаковал сверху. Балдуин уклонился, но Джон успел легонько стукнуть его по макушке плоской стороной.

– Вы снова мертвы, милорд.

Балдуин нахмурился и потер голову. А потом усмехнулся.

– В сражении мою голову защищал бы стальной шлем. И я бы даже не заметил такого удара, – заявил он.

Принц атаковал серией выпадов, и Джону пришлось отступать. Балдуин перестал заботиться о защите, Джон ушел в сторону после очередной атаки и опустил меч на руку принца, в которой тот сжимал меч. Балдуин отскочил назад и поднял меч, готовый продолжить схватку.

Но Джон опустил оружие.

– Почему ты остановился? – резко спросил недовольный принц.

– Милорд, у вас течет кровь, – ответил Джон.

Балдуин посмотрел на свою правую руку. На запястье осталась красная полоска, из царапины текла кровь. Мальчик нахмурился.

– Ну, да, верно, – пробормотал он.

Агнес поспешно подошла к ним и взяла руку сына в ладони.

– Мой дорогой, – сказала она. – Тебе нужно забинтовать руку.

– Тут нет ничего страшного, – сердито ответил он, высвобождая руку.