С 1721 года, когда Петр I объявил себя императором, по 1917 год, то есть за 196 лет существования империи, из 17 человек, имевших непосредственное отношение к управле­нию ею, своей смертью умерло всего 9 человек, если счи­тать и Николая I,— чуть более половины. А половина пра­вителей оказалась России так или иначе не нужна. Среди убитых были и явно не виновные, — дети, но и явные муд­раки, чье мудрачество и послужило причиной их собствен­ной гибели.

Итак, 196 лет на 17 человек. Это менее 12 лет на каждого или 14 лет на тех, кто действительно правил. На этот срок 50%-ная вероятность смерти — это много, так что должность российского императора была опаснее должности лет­чика-испытателя или космонавта.

Заметьте, ни в одном случае не было убийства импера­тора с целью захвата трона претендентом, что, например, обычно и для Востока, и Запада. Императора смещали силы, более мощные, чем претендент. Многие говорят об интри­ге Екатерины II против Петра III, но судьба его была уже предрешена и без Екатерины: в тот самый момент, когда он подписал свой первый указ, Россия подписала ему смерт­ный приговор.

Но, к чести российских великих князей, царей и импе­раторов, большинство из них понимали свое предназначе­ние в жизни и честно исполняли свой долг, не жалея ниче­го и, подчеркнем, никого.

Так как эта книга об управлении людьми, пожалуй, будет уместен рассказ (в качестве примера) о действиях Дмитрия Донского на Куликовом поле, когда перед ним стояли чрез­вычайно сложные управленческие задачи. Он их решил и показал русским, что они могут победить доселе непобеди­мую ордынскую армию.

После битвы на Калке прошло 150 лет, русские немно­го окрепли и стали оказывать сопротивление гнету Орды. Московский князь самовольно уменьшил выплату дани, на­беги мелких отрядов ордынцев встречали вооруженное и часто успешное сопротивление князей. Новгородские «де­мократы» посылали отряды разбойников (ушкуйников) гра­бить по Волге ордынские поселения.

Хан Мамай решил за это наказать русских, напомнить, кто есть кто. Он собрал огромное войско, возможно, около 100 000 человек, и действовал в союзе с литовским князем Ягайло, войска которого должны были участвовать в бит­ве. Для Дмитрия политическая обстановка была просто тра­гической. Русь не была объединена, с Дмитрием враждова­ли многие князья, а рязанцы вообще выступили вместе с Мамаем и участвовали в битве на его стороне.

Перед Дмитрием стояла тяжелейшая военно-экономи­ческая задача. Войско его не превышало 40 тысяч, в него входили дружины многих российских князей,— союзников Дмитрия. Хотя это были воины-профессионалы, храб­рые, умеющие драться, достаточно хорошо вооруженные и защищенные для боя, но выходить с такими силами в бой с сильнейшей армией было безумием даже в том случае, если бы она и не превосходила русское войско численно­стью. Тогда Дмитрий призвал народ — крестьян и горожан, то есть сделал то, что не могло бы прийти в голову никому на Западе. Во-первых, потому, что это были пешие воины. Накопленный к тому времени боевой опыт свидетельство­вал, что 15—20 конных рыцарей без труда разгоняют 3—4 тысячи восставших крестьян. В те времена использование пехоты против кавалерии вообще не практиковалось, и с точки зрения западных мудрецов такой шаг Дмитрия был бессмысленным. Между прочим, устав ордена тамплиеров не возбранял пешим кнехтам разбегаться при встрече с ка­валерией без ущерба для их чести. Значительно позже по­ложение не изменилось. В 1456 году две сотни московских дворян рассеяли новгородскую рать из пяти тысяч человек, а в 1471 году 4,5 тысячи служивых из московского феодаль­ного войска без труда разгромили сорокатысячное новго­родское ополчение.

Но Дмитрий вопреки западной мудрости призвал на­род — свыше 100 тысяч человек, но при этом не смог их обеспечить латами, мечами, арбалетами, даже щитами. Единственное, что он смог сделать, — вручить каждому ко­роткое копье, сулицу, надеясь, что они захватят с собой ножи и топоры.

Русское войско быстро собралось под знамена Дмитрия.

Литовский князь Ягайло, хоть и был союзником Орды, по-видимому, ненавидел ее. Формально он согласился вы­ступить на стороне Мамая против Дмитрия, но шел таки­ми длинными дорогами, так медленно, что «не успел» к бою. Кроме того, он не стал препятствовать двум князь­ям — своим вассалам в их желании присоединиться к вой­ску Дмитрия.

Дмитрий собрал армию общей численностью свыше 150 тысяч человек. Не пришли только новгородцы. Там мудраки-демократы после недолгого совета решили, что грабить беззащитные кочевья и доходнее, и безопаснее, чем про­тивостоять противнику в открытом поле, что будет очень мудро, если за них расплатятся своими жизнями осталь­ные россияне.

Два войска двигались к месту встречи — просторно­му Куликову полю, которое могло их вместить. Без коле­баний Дмитрий переправил свои войска через Дон, отре­зав себе пути к отступлению. Он выстроил свою армию в линию, причем правый фланг, на который он поставил Олгердовичей, литовских князей Андрея и Дмитрия, упи­рался в болото, практически непроходимое для конницы. Дмитрий заранее планировал, что противник попытается прорвать линию войск, и ему было важно, чтобы кочевни­ки прорвались не на правом, а на левом фланге.

Дмитрий планировал не просто отбить удар Мамая или только выстоять перед ним. Он замыслил гениальную опе­рацию — разгромить его! Эта цель была сродни безумной, если учесть качество войск его и ордынцев, если учесть, что до сих пор они в таком числе никогда не знали поражения! И эту идею Дмитрий реализовал блестяще. Он сделал то, чего бы никогда не сделал мудрак: запланировал три под­ряд идущих тактических поражения своих войск, заранее отдавая часть своих, русских людей, в жертву.

Ордынцы же были прирожденные кавалеристы и искус­ные стрелки из лука, чему учились с раннего детства. Еще не умеющего ходить мальчика сажали на коня и давали ма­ленькие лук и стрелы. Ордынцы не могли сами изготовлять мечи и кольчуги, наконечники стрел и копья, но луки ог­ромной мощности они делали сами и стреляли без прома­ха, причем с ходу, с коня. Этот вид оружия определил и два тактических приема ведения боя. Если враг был слаб, то его просто сминали конной лавой, заставляя бежать и вырубая бегущих сзади. Таким путем достигалась быстрая и почти бескровная для нападавших победа. Этот тактический при­ем ордынцы, естественно, предпочитали. Но если противник был силен или позиции его были укреплены, ордынцы, не соприкасаясь с ним, кружили вокруг, расстреливая воинов противника из луков до тех пор, пока он не слабел, и тогда наносился окончательный удар. Так как и противник стре­лял, то и у ордынцев были потери, и этот тактический при­ем для них был вынужденным.

Дмитрий сознавал, что, увидев перед собой войско, чис­ленностью в полтора раза превышающее его силы, Мамай не станет сразу атаковать, а сначала будет расстреливать из луков воинов Дмитрия. А крестьянам, не имевшим лат и щи­тов, укрыться от стрел будет нечем — их легко выбьют. По замыслу Дмитрия ордынцы должны приблизиться вплот­ную к его крестьянам, на расстояние копья и топора, сме­шаться с ними, тогда, действуя втроем против двух конных, крестьяне смогут добиться успеха. Чтобы решить эту зада­чу, Дмитрий перед основной линией своих войск выстро­ил две слабые передовые линии. Их задача была — умереть. А суть замысла Дмитрия была такова: конная лава не ста­ла бы останавливаться перед слабой сторожевой линией, а с ходу смяла бы ее, не стала бы она останавливаться и перед передовым полком. И увидев, как легко они справляются с русскими, татары по инерции ударили бы по основной мас­се русского войска и застряли бы в ней. Однако для разгро­ма Мамая этого было мало. Его военачальники могли раз­гадать замысел Дмитрия и вывести свои войска из сопри­косновения с русскими, отойти и расстрелять из луков, а могли вообще выйти из боя и навязать русским бой в дру­гом, более для себя удобном месте.