— Ой-ей-ей, что же это делается, да за что он их? — судачат на ступеньках две старушки в болоньевых пальто, ботах и шерстяных платках: очевидцы. Их с немалым трудом только что удалили с места происшествия.

— Извините, здравствуйте, вы не скажете, как называется эта церковь? — спросила Катя.

— Предтечи, милая. Иоанна Предтечи, — закивали старушки. — Сегодня праздник тут храмовый: день новообретения усекновенной главы его многострадальной. А тут такое дело, Господи! Такое дело безбожное!

— Спасибо большое. — Катя медленно начала спускаться к реке, скользко — местами все обледенело, снег в Подмосковье долго держится, не то что в городе.

«Значит, церковь Иоанна Предтечи — Крестителя, так и запишем, — думала она. — И все случилось именно в храмовый праздник. Надо будет поточнее узнать насчет новообретения этой головы».

— Кать, ну и дела... — Она никогда не видела Горелова таким растерянным и бледным. — Ребенка из воды уже достали, сейчас мать ищут.

На грязном, истоптанном снегу у самой кромки воды расстелен офицерский дождевик — плащ-палатка. На дождевике — девочка лет шести. С белокурых волосиков, с клетчатого пальтишка текут ручейки. Личико — синюшное, строгое, скорбное. Утопленница. Маленькая.

— Есть, нашли! — Два милиционера роты стоят по грудь в воде, ледяной воде, мартовской. — Вытаскиваем!

Суета на берегу — оперативники, патруль, местный участковый принимают у добровольных водолазов тело второй утопленницы. Водолазов закутывают в шинели — и рысью марш: греться в машину. Рядом с девочкой лежит теперь молодая изможденная женщина. Тоже белокурая. На волосах запеклась кровь.

— Он ее сначала камнем по голове, — сообщает следователю участковый. — А потом столкнул в воду, а следом и девочку. Ее-то живую утопил. Швырнул с берега. Она кричала, крики и услышал сторож здешний церковный. Прибежал, а тут такие дела творятся. Так он его, нелюдя, палкой оглушил. Костылем своим.

— Этот все без сознания? — спросил следователь.

— Очухался уже. Там он, в сторожке у церковных ворот, с ним наши — Соловьев и Антонов.

— А это ведь сестра его, — зашептал Горелов Кате, указывая на утопленницу. — Родная сестра убийцы. А это ее дочь. И сестру, и племянницу угробил, вот гад проклятый! Его в кипятке бы сварить!

Катя слушала, молчала.

Судмедэксперт и следователь прокуратуры осматривали трупы, оперативники отправились опрашивать очевидцев. Местный участковый — костистый веснушчатый мужик — толковал о чем-то с низеньким хромым старичком. Тот объяснял ему что-то, яростно жестикулируя.

— Грех ведь, грех на душу взял — в великий праздник руку на человека поднял! А делать-то что было? — горячился старичок. — Ведь на моих глазах он ребеночка-то в реку кинул. На моих! Я-то кричу, бегу, да рази с моей деревяшкой побегаешь! — Сторож хлопнул ладонью по левой ноге. — Протез со времен войны. А он бросил ее, сердешную, и засмеялся, захохотал, словно бес. И ко мне, глаза-то безумные. Тут я его по голове костылем и съездил.

— И правильно, Семеныч, — гудел участковый. — Тебе медаль за то полагается. Такого зверюгу задержал!

— Что все-таки произошло? — Катя подошла к ним. — Я капитан Петровская, пресс-центр ГУВД.

— Знаю вас, — кивнул участковый. — Вы к нам на встречу с сотрудниками приезжали. Я потом статью вашу читал. А произошло вот что: есть в соседней деревне такой Волынцев Андрей двадцати семи лет.

Состоит он в психдиспансере на учете на предмет шизофрении. И в Ганнушкина, и в Кащенко, и где только он не лежал. Но теперь-то у нас свобода, без его согласия его никто в дурдом не отправит — ни я, ни Господь, будь он хоть сто раз сумасшедший, а согласия своего на принудительное лечение ну никак не давал. Дурак-дурак, а насчет свободы своей и прав личности соображает. Ну, и жил у сестры Елены, нервы мотал и ей, и дочке ее. Так вот, сегодня утром приехали они на автобусе в Никольское. Отстояли утреннюю службу. В церкви их видели. Затем пошли к реке. А там то ли на него затмение нашло, то ли правда бес в него вселился — убил сестру камнем, сбросил ее в воду, а следом и девочку.

— Шизофрения, значит. — Катя старательно записывала.

— Сейчас с ним следователь говорить будет, вон уж к сторожке идут, — указал участковый. — Пойдемте тоже. Может, еще чего узнаем.

В сторожку набилось много народа: оперы, эксперт-криминалист с фотоаппаратом, начальник розыска, отогревшиеся «водолазы» из роты. Следователь не возражал: мотивы столь дикого преступления нуждались хоть в каком-то объяснении. И все хотели их знать.

На стуле посреди комнаты, освещенной «лампочкой Ильича», сгорбился тощий, уродливого вида парень в спортивной куртке и облезлых джинсах. Белесые волосы его были всклокочены, на жидкой, торчащей клином бороденке засохла грязь.

— Ваша фамилия Волынцев? — спросил следователь.

Парень вздрогнул, пригнулся к полу, затем внезапно выпрямился и вперил в сотрудников милиции лихорадочно блестевший взгляд. Так блестят порой осколки стекла на полуденном солнце, но не глаза человека.

— Зверь рыщет в миру! — выкрикнул он дребезжащим фальцетом. — Зверь идет к нам. Антихрист! А вы — слепцы, не желаете ставить ему преграды! Грешники вы!

— За что вы убили сестру Елену Волынцеву и свою малолетнюю племянницу? — грозно спросил следователь.

— Только крещение в водах Иордана, только крещение в святой купели в великий праздник может преградить путь Зверю. Поголовное крещение и покаяние! — Голос Волынцева срывался на крик. — И я не убил их, а спас их грешные души! Я крестил их в Иордане водой, как некогда крестил нас великий пророк, предсказывавший царствие Божие! И они получили свой рай из моих рук! Смотрите! — Он резко ткнул пальцем в потолок сторожки. — Они глядят на меня с небес! Они улыбаются мне! Бес отпустил их, я вырвал их из бесовских лап, я вызволил их и отправил в объятия Отца нашего Небесного.

Следователь тяжко вздохнул: ШИ-ЗО-ФРЕ-НИЯ. Увы.

— Но почему именно своих родственников вы выбрали для крещения? — Он уже более не грозил Волынцеву, он приноравливался к безумцу.

С подобными созданиями нужно разговаривать только на их же собственном языке. Только так их можно отчасти понять.

— Мать и дочь в лапах Сатаны! Некогда матерью и дочерью завладел Нечистый, и они сотворили зло! — неистово крикнул Волынцев. — Иродиада подговорила дочь свою, и голова Крестителя нашего слетела в единый миг. Женщина — гной нашего мира, смрадный гной, парша плоти, добыча Сатаны. Но я вырвал моих женщин из его лап, я извлек их из ада, я спас их через святое крещение в водах Иордана. И теперь — да не торжествует Иродиада!!!

— Ладно, уведите его. — Следователь махнул рукой.

— Только крещение в водной купели — преграда Зверю! — вопил сумасшедший, когда его вели из сторожки. — Да не торжествует Иродиада! Да не торжеству-у-у...