Макс усмехнулся и проговорил:

– Достаточно посмотреть на то, как ты на нее смотришь. Не будь идиотом, как я. Если дорога, защищай и будь рядом, чтобы не потерять.

– Ты не виноват.

– Я? Не виноват? Чушь. Я ничего не видел, не замечал, и самое главное – что моя молодая жена угасала на моих глазах, А она так сильно переживала за меня, мою работу, гребаные проблемы, что молчала о себе, боялась побеспокоить, чтобы не быть обузой. Знала, как я помешан на своей работе.

Максим склонил голову и закрыл глаза. Впервые за долгое время он вновь заговорил о своей жене. Сглотнув, чувствуя горечь, он с отчаянием пробубнил:

– До сих пор презираю себя. Если бы не был такой сволочью, то жена и ребенок остались живы или… только Надя. Если бы вовремя обратились в больницу. Так что не говори мне, что я не виноват. Вина полностью на мне…

Мужчина поднялся и пошел в сторону леса. Егоров смотрел, а потом окликнул:

– Макс!

Багиров обернулся и кивнул, молчаливо спрашивая.

– Прошло четыре года… Отпусти их.

Слова только разозлили. Максим скривился и пошел дальше, не желая отвечать. Он не мог этого себе позволить.

Егоров повернулся в сторону дома, где спала девушка, и задумался. Друг прав – нельзя давать время и ожидать от нее действий, нужно самому действовать.

Вдруг в голове что-то щелкнуло. Мужчина медленно посмотрел на свое плечо. Макс положил руку… Почему он не почувствовал жжения?

Провел ладонью по тому месту, но ничего не нащупал. Озадачившись, Дмитрий направился в сторону бани. Резко включив свет, он изумленно смотрел на совершенно чистую кожу.

Как такое возможно?

Почему?

Что случилось? Почему нет реакции?

Так и стоял, всматриваясь, ожидая, но ничего так не увидел. Мужчина выключил свет и медленно побрел к дому.

Получается, Лена была права. Болезнь может пройти… и прогресс уже начался. Только радости не было. Он понимал, что как только Елена узнает, сбежит от него. А он не хотел этого. Ему было плевать на то, по каким причинам девушка с ним была, но четко знал, что не хотел этого лишаться.

Она нужна ему.

Утро было невероятным. Петухи так голосили, что Лена довольно улыбалась, поглядывая в окно. Светло и так чудесно! А птицы как щебетали – она не могла наслушаться. Чудесное пробуждение, когда на сердце легко и спокойно. Алексеева посмотрела на спящую сестренку, свернувшуюся калачиком, и поцеловала. С удовольствием отмечая, как она улыбнулась во сне, поправила одеяло и поднялась.

Соседняя кровать была пуста. Как всегда, Оксана уже убежала. Второй день здесь, но, проснувшись, Елена наблюдала одну и ту же картину: Юла уже убежала. Алексеева удивлялась девушке: всегда в движении, что-то делала, придумывала, никогда не стояла на месте. Потянувшись за одеждой, Лена оделась и вышла, отправляясь к умывальнику в кочегарке. Умывшись и почистив зубы, она поспешила в кухню, наблюдая чудесную картину: Оксана, облаченная в шортики и белую футболку, разбивает яйца, взбивая венчиком.

– Блины? – предположила Лена, обдумывая, чем может помочь.

– Ага. У меня папа и братья очень любили. Поэтому рано утром поднималась и готовила что-нибудь вкусное. Они у меня жуткие любители домашней кухни.

– А мама?

– Умерла. Я еще малышкой была. Поэтому вместо того, чтобы шить и играть в куклы, таскалась с братьями, пытаясь быть нужной. Я даже умею ремонтировать машины, велики и мотоциклы. Если уволят, пойду в мастерскую.

– Правда?

– Нет. С юмором у меня так себе – поганенько. Когда лишь мужчины в семье, он становится очень плоским. Кстати, я знаю, что ты очень вкусно готовишь.

– Откуда?

– От Светика. Она с таким восторгом рассказывала и у меня слюнки бежали.

– Как ты…

– Смогла подружиться? Животные. Она трепетно к ним относится.

– Но в доме…

– Ага, знаю, я показала ей своего Пушистика. Невероятный кот. Его даже мой отец любит и братья, а они еще те буки. Котище. Правда, отожравшийся, но он от этого лишь милее.

Лена задумалась, облизнула губы и задала вопрос, волнующий с того момента, когда сестренка поделилась.

– А когда случилось…

– Сумахин облил кипятком?

– Да.

– Тварь. Специально сделал, но запись на пленке удалили до того, как я залезала ее вытащить. Не знаю, кто додумался. Не доказать. Меня так и подмывало подкинуть змею в его комнату, но это палевно. Пришлось изгаляться. Бывают же такие. Малышка очень плакала.

На глазах появились слезы. Лена не знала что сказать. Когда Света показала, то просто была в шоке от жестокости отчима и смелости сестры. Выдержать такое.

– Я купила все необходимое. Мазала. Приходил врач, но ничего нового не посоветовал.

– Когда все закончится, я попробую…

– Только потом. Ей сейчас очень тяжело.

– Я понимаю, – с грустью сказала Лена, тут же спрашивая: – Чем тебе помочь?

– Думаю, блинами не накормишь мужчин. Давай кашу.

– Омлет лучше, Егоров не ест кашу.

– А я не знаю, что ест Багиров и… – она почесала нос, так и не убирая муку, отчего смотрелась невероятно милой, – не хочу знать. Мои братья ели… Они вообще все ели, особенно когда я училась. А если оставляли полные тарелки, тогда я не готовила неделю. Отец часто был в командировках, а с няньками нам не везло, не хотели с дикарями оставаться. Так что вот.

– А Максим твой начальник?

– Это мой кошмар, а не начальник – буркнула она и тут же поменялась в лице, слащаво улыбнулась, посматривая в сторону прохода, где стоял Багиров.

Мужчина прошел вперед и проговорил:

– Вода есть?

– Колодец рядом и ведро перед тобой, – буркнула девушка, отворачиваясь, возвращаясь к делу, ругая себя за характер. Тяжело ей было держать эмоции, поэтому в основном шла на задания, где «играла» себя. В этот раз пришлось сложно. Не любила она таких тунеядцев. У нее создалось четкое впечатление, что вне работы Багиров ничего не умеет. И пальцем не пошевелит для удобства, даже для своего. Такое ощущение, что ему плевать на все. Только работа, остальное – запрещено, даже разговаривать. С первой секунды поставил в известность, что от нее требуется одно – молча сидеть, если не хочет вылететь из машины и с работы. Вот и молчала.

Мужчина смерил ее тяжелым взглядом, словно она надоедливый зверек, и молча подошел к пустому ведру и бачку, где на дне была вода, и спросил:

– Где он?

Оксана нахмурилась, выпячивая губы трубочкой. Дождя не хотелось, а то мало ли, раз Максим ведро взял в руки. Но все же… пусть пройдется, а то будет тут торчать над душой как коршун.