я прошу тебя. — Джамшид отер слезы с глаз. — Ты дорог мне. Может быть, это делает меня худшим из сыновей в мире, но все же я… И я приглашаю тебя — живи со мной.

Сердце Мунтадира колотилось, как бешеное, — он от этого едва дышал. Это было невозможно. Невозможно.

— Люди будут говорить.

— Ну и пусть — мне плевать. Не мы первые, не мы последние, и если судьба уготовила мне служение этому городу, то я должен иметь рядом с собой человека, которым дорожу.

Мунтадир уставился на Джамшида, одолеваемый противоречивыми чувствами:

— Я не заслуживаю такого.

— А я не заслуживаю потерять тебя только по причине решений, принятых когда-то нашими родителями. Ты и в самом деле имел в виду то, что сказал Нари той ночью? Что ты жалеешь, что не встал на мою сторону раньше?

Мунтадир надавил рукой на грудь Джамшида, даже не осознавая, что делает. И для чего — то ли чтобы тот подошел к нему поближе, то ли чтобы отодвинулся подальше.

— Да, — ответил он охрипшим голосом.

— Так встань на мою сторону теперь. На нашу сторону. По крайней мере… — Джамшид запнулся. — По крайней мере, давай попробуем. Мы ведь можем попробовать, правда? Разве мы не заслужили этого?

В его черных влажных глазах была мольба, идущая от самого сердца. В глазах, которые Мунтадир потерял более десяти лет назад. Глаза, которые в худших предчувствиях Мунтадира могли никогда не открыться, после того как Джамшид, ни мгновения не колеблясь, защитил его своим телом, приняв на себя семь стрел, предназначенных эмиру.

«Ты со мной», — сказал тихим голосом Джамшид, когда пришел наконец в себя после нападения на лодку и нескольких месяцев борьбы со смертью. Мунтадир умолял Джамшида сказать ему, о чем он думал в тот роковой момент. Джамшид, все еще пребывавший в бредовом состоянии, так и не сказал, что сделал это из чувства долга, потому что Мунтадир был его эмиром.

Он теперь просто был с Джамшидом.

И его Бага Нахид заслужил это. Может быть, Мунтадир не стал бы делать это для себя, но ради Джамшида он был готов попробовать.

Он обнял Джамшида:

— Я на твоей стороне.

— Отведи меня домой.

Альтернативный эпилог к «Золотой империи»

Спойлеры ко всем трем книгам

Дараявахауш э-Афшин командовал сражениями и руководил движением сопротивления. Он путешествовал на ветрах, как ни один дэв за тысячу лет, он нанес поражение Бану Маниже э-Нахид. Он ушел на своих ногах от самых райских врат, исполненный решимости заслужить райский мир, искупив свои преступления.

Ни один из тех его подвигов не вызывал у него такого страха, как посещение этой таверны, проклятой создателем.

Дара прошелся по сводчатой крыше разрушенного мудхифа. Эта с умом сооруженная постройка из тростника, вероятно, была приятным для созерцания объектом во времена, когда здесь жили люди. Массивные, плотно сбитые колонны из тростника были связаны и изогнуты таким образом, что в результате получалось просторное помещение. Окнами служили изящно сплетенные из травы сетки, и, хотя восточная сторона мудхифа сгорела, он казался достаточно прочным, и люди вполне могли его еще отремонтировать, если бы сюда первыми не пришли джинны. И на самом деле в этот момент Дара не сомневался, что ближе чем в трех днях пути здесь, куда ни пойди, нет ни одного человека.

Потому что это место вовсе не было каким-то обычным в районе болот вдоль Евфрата: это была Бабили, свободная конфедерация скрытых руин, криминальных аванпостов, спрятанных от посторонних глаз поселений, внезапно возникающих ночных базаров и шумных таверн, конфедерация, которая издавна считалась сердцем пограничья между Дэвастаном и Ам-Гезирой. Это место временами шумело. Временами бесилось. И Дара из собственного опыта знал, что люди склонны с криками бежать из мест, в которых ночи полны громкими спорами и смехом невидимых духов.

Дара в настоящий момент пребывал в обличье собственного невидимого духа. Он оставался бесформенным со времени своего прибытия в Бабили, предпочитая парить над мудхифом и следить за посетителями таверны, будучи горячим ветром. Многих джиннов бросало в дрожь, когда он пролетал мимо, а один раз он сильным своим порывом случайно перевернул шахматную доску… за что игрок, игравший белыми фигурами, должен был бы поблагодарить его.

А теперь он подкрался к краю крыши, откуда принялся с завистью смотреть на тройку лавочников — они смеялись и сплетничали, попивая из глиняных чашек какой-то горячий — над чашками поднимался парок — напиток. Дара отчаянно хотел и сам пользоваться такой же свободой. Он хотел иметь достаточно мужества, чтобы войти в какую-нибудь таверну, деревню, город. Хотел заказать себе выпивку и завязать разговор так, чтобы метка Афшина на его лице не отпугивала других людей.

«Не по этой ли причине ты покинул Дэвабад?!» Дара помнил ту уверенность, с которой он убеждал Нари, что больше ему не придется скрываться. Выбрав охоту на ифритов и служение своему народу, он в конечном счете сможет воссоединиться с ними. И в некотором — ограниченном — роде ему это удалось. Путешествуя по дальним пределам Дэвастана, он сделал несколько остановок и оказал помощь нескольким поселениям: то прогонял Рух, свившую себе гнездо в капустном поле селян-земледельцев (за что он получал хорошее — или не очень — вознаграждение в виде домашнего вина), то убивал оборотня, пожиравшего пастухов в удаленном горном городке.

Но монстров для своей охоты он здесь не видел… ну, разве что одного, это уж как посмотреть. И Бабили вовсе не был маленькой дэвской деревней на краю света, не затронутой войной, которую он принес в Дэвабад. И по контрасту Бабили был готов принять джиннов и дэвов со всех концов магического царства. Сюда приходили, чтобы обменяться новостями и идеями, чтобы торговать, заключать союзы и подраться. Здесь у всех были свои мнения о войне, и многие были запятнаны насилием. Путешественники открыто пили или молились в память о тех, кого потеряли, и проклинали правителей, которые привели их в такое жалкое состояние.

Дара знал все это — он наблюдал за таверной и следил за ее завсегдатаями. Он уже знал, что дэву-барменшу зовут Рудабе и она заслуживает того, чтобы провести третье столетие своей жизни с кем-нибудь получше, чем ее никудышный муж. Он знал, что у грузчика, который таскал товары торговцев на склад, проблема с пьянством и он мечтает заработать достаточно денег, чтобы вернуться на Сахрейнские берега. У старого погонщика быков родом из Агниванши, скорбно смотревшего