Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На участке главного фронта
Используя одержанную победу, генерал Врангель провел перегруппировку сил. Марковская дивизия переводилась на северный участок к своему 1-му корпусу. 2-й корпус становился на место Марковской и Конной дивизий; Конная дивизия отводилась в резерв для посадки на коней.
В ночь на 29 июня 13-я пехотная дивизия 2-го корпуса сменила Марковскую, которая немедленно на подводах двинулась в путь, причем старшему командному составу, до командиров батальонов включительно, приказано было собраться в штаб дивизии на показной сельскохозяйственной ферме. Не зная причин вызова, все были удивлены, увидев там накрытый и уставленный едой огромный стол и оркестр 1-го полка. Оказалось, причины были две: отмечался День Ангела Главнокомандующего Петра Врангеля и Марковская дивизия приветствует сменившую ее 13-ю пехотную дивизию в лице ее начальника, генерала Андгуладзе и его штаба.
Генерал Андгуладзе и его офицеры были торжественно встречены маршем и громким «Ура!». Первый тост генерал Третьяков провозгласил за именинника, генерала Врангеля, второй – за славную 13-ю дивизию и ее начальника; генерал Андгуладзе – за марковцев. После официальной части марковцы спели кавказскую застольную песню «Нам каждый гость дается Богом» в честь грузина, ген. Андгуладзе. Затем гремели кавказские мотивы, «Наурская» и другие танцы. Танцевал и генерал Андгуладзе. Блестели в руках кинжалы, револьверы стреляли в такт танцам; громко хлопали в ладоши, подбадривая криками «Ур-са!». А полковник Докукин, служивший долгое время в Закавказье, поразил всех танцами с шашками. В эту ночь душа Кавказа проснулась у марковцев. Долго угощаться, танцевать и петь не пришлось. Раздалась команда: «Марковцы! По коням!»
Дивизия совершала переходы только по ночам, останавливаясь днем в больших и богатых селах. Шла разными дорогами. Ночи были темные; колонны подвод растягивались, отрывались, сбивались с направления. 3 июля, после четвертого перехода, дивизия расположилась в большом селе Михайловка, имевшем свыше 50 000 жителей. С нею Инженерная рота и Черноморский дивизион. До фронта оставалось около 20 верст, и оттуда доносилась артиллерийская стрельба. Настроение отличное. Наконец-то на главном фронте.
3—5 июля прошли спокойно, а 6-го – в деятельных приготовлениях к смене дроздовцев. Когда стемнело, части дивизии тронулись:
1-й полк – в село Васильевка, 2-й – в колонию Гейдельберг, 3-й – в колонию Андребург, Конный дивизион – в Бурчатск и Инженерная рота – в села Скельки, Златополь.
Смена прошла ночью быстро. Дроздовцы, которым, видимо, надоело стоять на позиции, торопились, и марковцам пришлось узнать от них об обстановке лишь в общих чертах и расположить свои части так, как были расположены Дроздовские. Ночь не позволила получить хоть малейшее представление о местности, а противник, по словам дроздовцев, был весьма активен. 3-й полк пришел на позицию с представлением, как ему было сказано, быть в резерве дивизии, а сменяемые им дроздовцы сказали: «Какой тут резерв! Тут похуже, чем на позиции. Ну, да завтра увидите сами!» Получилась задача с многими неизвестными. А тут еще выяснилось, что каждый Дроздовский полк был не менее как на 200 штыков сильнее Марковского; слабее была и артиллерия, и даже конница дивизии.
7 июля прошло спокойно. За этот день марковцы осмотрелись, выработали план обороны, по-своему разместили части.
Позиция дивизии шла вдоль Карачекракской лощины от колонии Гейдельберг до станции Плавни, упираясь в плавни Днепра, и имела свыше 20 верст протяжением. Такое же протяжение имел и участок вдоль плавней. Фланговые 2-й и 1-й полки седлали лощину, а 3-й, в колонии Андребург, отстоял от нее на 3 версты к югу. Интервалы между полками – 4 и 10 верст. Интервал <…> отлично наблюдался с обеих сторон, кроме самой лощины с находящейся в ней колонии Эристовка. И как раз это место было наиболее уязвимым на участке, тем более что к нему подходили другие лощины со стороны противника, наблюдение за которыми было весьма трудным. Не было сомнения, что это место будет использовано противником при наступлении. Такой вывод потребовал придать 3-му полку не два орудия, а четыре. При 2-м полку их было 6, при 1-м – 8. (Учитывалось, что через его участок проходила железная дорога, на которой действовали бронепоезда красных.) В резерве дивизии – конный дивизион в Бурчатске. Сосед справа, на интервале свыше 5 верст, – корниловцы; влево вдоль плавней – Инженерная рота держала связь с Донским стрелковым полком.
Плавни, к которым примыкал участок дивизии, в этом месте имели наибольшую ширину, доходящую до 20 верст. Они были сплошь покрыты лесом и кустарником и изрезаны протоками. Кое-где на легких возвышенностях стояли хутора в 1–2 двора, к которым вели узенькие, вьющиеся дорожки. Плавни – особое царство, куда никакая власть не могла проникнуть без риска и там укрепиться. В минувшие годы там скрывались махновцы, а в описываемое время – противокоммунистические партизанские отряды Прочан, Володина, Хмары, в какой-то степени «союзники» Русской Армии. Численность отрядов – в несколько десятков человек – увеличивалась уклоняющимися от мобилизации и дезертирами.
Для полной оценки этих плавней нужно сказать: во время Второй мировой войны, когда юг был занят войсками Гитлера, в них скрывались антинемецкие партизанские отряды и немцы были бессильны с ними покончить силой и только голодом вынудили их сложить оружие, и то на условии полной для них безнаказанности. «Сложили оружие» и бывшие здесь два марковца – поручик Носенко и подпрапорщик Сербинов, приехавший из Франции.
Партизанские отряды, как «союзники» армии, получали все для них необходимое и выполняли даваемые им задачи, главным образом по разведке по обоим берегам Днепра. С их помощью проводились и взрывы мостов в тылу противника чинами инженерной роты и батарей. Об одном таком деле есть запись в истории артбригады.
«Партизаны пришедших к ним двух белых величали «товарищи офицеры», но смотрели на них свысока, презрительно и отпускали по их адресу грубые шутки. Их разговор был пересыпан непонятными словами, и если они при этом поглядывали на белых, то последним становилось невольно жутко. Только к одному атаману марковцы имели доверие и видели в нем своего защитника. Приходилось поражаться своеобразной, но крутой дисциплине партизан. В диких зарослях плавней они чувствовали себя как в родной стихии. Они будто не знали страха, и все были головорезами. Для них крик совы или филина, послышавшийся