Старик произнес все это почти скороговоркой, но потом замолчал, обхватив тощими руками колени, и стал рассматривать путников.

— Вот этот мужчина с пейсами у висков и эта женщина в покрывале с пестрыми полосами, — указал он на Иосифа и Джоанну, — похожи на людей из иудейского племени эль-тееха — торговцев, но не воинов.

— Так и есть, — подал голос Иосиф. — Ты мудр, Кутайба, много знаешь и должен понять, что наше племя никому не желает вреда.

— Не воины, — опять повторил старик без особого почтения. — Мы же, племя бдул, всегда славились своими воинами и скотоводами. Наши верблюды самые красивые и быстрые, наши кони легки и проворны, наших смелых мужчин опасаются все окрестные племена, особенно эти песьи дети из племени джахалин, да проклянет их Аллах на веки веков. Однако вот ты, голубоглазый, схвативший меня, — повернулся он к Мартину, — и рыжий гигант, сумевший поймать моего быстрого Дуду, — похожи на сильных воинов. А еще больше смахиваете на кафиров.

И старик презрительно плюнул себе под ноги.

Эйрик выступил вперед:

— Пусть мы и похожи на крестоносцев, почитающих пророка Ису как Бога, однако мы такие же правоверные мусульмане, как и ты. — И он важно произнес: — Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммад пророк его.

— Хорошо, — улыбнулся Кутайба, показав при этом на удивление крепкие для его возраста зубы. — Я бы не хотел встретить в наших краях кафиров.

— Мы не кафиры, — присоединился к разговору Мартин. — И если ты и впрямь из прославленного племени бдул, Кутайба, то должен поступить, как и полагается по закону гостеприимства в пустыне. Ты сам сказал, что мы идем по дороге, где нет колодцев. Но, видимо, Аллах не зря свел нас с тобой в пути. Отведи же нас к своему становищу и дай нам воды и приют, как должно поступать всем, кто чтит заповеди пророка Мухаммада. Ибо пророк — мир ему и привет! — когда к нему пришли гости, дал им подушку, а сам сел на полу.

И Мартин улыбнулся старику одной из своих самых обаятельных улыбок.

Но тот хитро прищурился:

— Что может предложить путникам такой простой человек, как несчастный пастух? Вы богаты, у вас верблюды, у вас белый мул, а у меня всего-то…

И он погладил своего лохматого пса.

Мартин понял — чтобы стать другом бедуина, надо сделать ему подношение. Немного поразмыслив, он сказал:

— У каждого путника должен быть верблюд или мул, если он хочет осилить дорогу. Зато у меня для тебя есть вот это… — И он протянул Кутайбе огниво, каким недавно высекал пламя для костра. Для дикого бедуина это было ценное приобретение.

— А это для твоей жены или дочери, Кутайба, — сказала Джоанна и сняла блестящие золотом и хрусталем браслеты с запястий.

Женщины пустыни превыше всего любят нарядные украшения, выйти без них считается почти неприличным, а браслеты Джоанны, оставшиеся еще со времен ее плена в Монреале, были настолько красивы, что темные глаза бедуина жадно блеснули, а лицо осветилось улыбкой.

— Женщины из племени эль-тееха всегда великодушны и щедры, — принимая украшения и огниво, произнес он. Огниво даже попробовал на зуб, словно монету. — Ладно, путники, вы узнаете благородство одного из бдул. Следуйте за мной.

Он приказал мальчику вернуться к стаду, а сам стал взбираться по склону с удивительным проворством, так что путники едва поспевали за ним, увлекая животных в поводу.

Они поднялись на возвышенность, потом снова стали спускаться. И вдруг впереди мелькнул огонек. А где огонь, там люди, вода и пища.

Кутайба только один раз остановился, чтобы сказать:

— Нашего шейха зовут Хабиб ибн Хазыр. Он почтенный и глубоко верующий человек. — И добавил со значением: — И прекрасный воин!

Приблизившись, путники увидели среди скал зеленые заросли — значит, там была вода! Под раскидистыми пальмами можно было заметить черные бедуинские палатки, а еще они увидели большой костер, вокруг которого двигались, закрывая его пламя, фигуры кочевников в длинных развевающихся одеждах.

Под ноги путникам, давясь хриплым лаем, бросились невысокие лохматые псы. Но Кутайба закричал на них, замахнулся посохом, отогнал. Кочевники повернулись в их сторону и замерли, наблюдая, как пастух ведет к их становищу каких-то запыленных чужаков.

Джоанна тихо шептала молитвы. Она боялась этих воинственных бедуинов, о которых слышала так много дурного: они и непоследовательны, и лживы, и хитры, и злобны. Они никому не служат, а поступают по собственному разумению, часто вопреки всем законам чести, принятым как у христиан, так и у мусульман. И вот она оказалась в их племени. Джоанна чувствовала взгляды, устремленные на них со всех сторон, и невольно отступила, не заметив, как прижалась к Мартину. Он негромко сказал ей:

— Не бойся. Мы гости в их племени, а законы гостеприимства соблюдаются народами пустыни. И если они нас примут, мы можем не опасаться ни за себя, ни за своих животных.

Если примут? Джоанна мелко дрожала, пряча лицо под паранджу. Хотя, как она заметила, местные женщины ходили с открытыми лицами. Еще Джоанна заметила, что женщин в племени было значительно больше, чем мужчин.

Но вот из одного шатра к ним вышел худой высокий бедуин с пятнистой от седины бородой, и Кутайба поспешил к нему, стал что-то торопливо пояснять, указывая на гостей.

Джоанна осталась стоять в стороне, тогда как Иосиф, Мартин и Эйрик вступили в разговор с шейхом. Кутайба же показал всем огниво и что-то важно произнес. О полученных же золоченых браслетах он предпочел умолчать.

Наконец заговорил шейх — и сразу воцарилась тишина.

— Пророк — мир ему и благословение! — любил и возвеличивал гостей. Поэтому мы, верные его последователи, говорим: да будет с вами мир в нашем доме! Мы, племя бдул, храбрые и благородные люди. Мы не задерживаем мирных путников, обратившихся к нам за помощью. И мы поступим так, чтобы наши гости поняли, как им повезло, что они встретились с великодушными бдул.

Еще бы не повезло. Не будь этой встречи, им бы грозила смерть в пустыне!

Только когда Джоанна устроилась на кошме в бедуинской палатке и закрыла глаза, она поняла, насколько устала за эти дни. Долгое путешествие по пустыне, длительные переезды, недоедание, жажда, усталость, а еще изводившие душу мысли и разочарование — все это подточило ее силы, и она стала подремывать, еще когда бедуины усадили их у костра, стали угощать сыром и лепешками. Все вокруг галдели, задавали вопросы, и чаще других на них отвечал Эйрик — громогласно, подскакивая и размахивая руками, отчего бедуины бдул еще больше шумели, однако это не помешало Джоанне впасть в некое сонное оцепенение. И она не протестовала, когда почувствовала, как ее подняли на руки и понесли… Мартин. Она была так утомлена, что не противилась.

Она долго спала без сновидений, хотя порой казалось, что ее тревожат какие-то звуки — выкрики, ржание коней, плач, лязг металла. В какой-то момент Джоанна даже приоткрыла глаза, но усталость не отпускала, и через миг она опять погрузилась в сон. Мартин ведь сказал, что законы гостеприимства у бедуинов святы, а значит, ей не о чем беспокоиться.