Пока он беседовал с врачами, больной полулежал в кровати и что-то чертил в блокноте с такой быстротой, словно за ним кто-то гнался. Те, кто стоял ближе всего к Малхусу, видели, что на белых страницах одно за другим появлялись изображения одного и того же предмета — уха. Все уши были выписаны с соблюдением всех необходимых анатомических пропорций, и в то же время каждый рисунок был абсолютно индивидуальным, не похожим на другие. Чуть поодаль стояли рядом Сидни Саксена и Билл Макманус. Издалека Сидни не могла различить, что рисует больной, и думала, что он просто нервничает, оказавшись в центре всеобщего внимания, и чертит в блокноте какие-то случайные каракули и фигурки.

— Мистер Малхус, больной пятидесяти шести лет. В анамнезе практически ничего существенного. В прошлом у него были выявлены в мозге две аневризмы, которые были успешно клипированы. Контрольные ангиограммы без особенностей.

Пак против воли вспомнил свои снимки с признаками зловещей опухоли, которая висела над ним дамокловым мечом, несмотря на то что пока все шло хорошо. Он тяжело вздохнул и продолжил:

— С точки зрения нейрохирургии мистера Малхуса можно считать здоровым. Что касается психологического статуса, то это уже совсем другая история. До операции мистер Малхус работал сварщиком на машиностроительном заводе и изготовлял узлы и агрегаты для строительных машин, круизных лайнеров и тому подобного. Я говорил с его женой, и она сказала, что он никогда не проявлял интереса к живописи.

— Я думал, что все эти художники — просто банда слабаков, — вставил слово Малхус.

Пак не обратил внимания на его слова.

— Из операционной мистер Малхус вышел охваченный манией к рисованию. Что еще интереснее, мистер Малхус рисовал исключительно уши. Он рисует их на стенах, на холсте, он рисует их сейчас.

— Мы же должны слушать голоса. Мы все должны их слушать, — буднично произнес больной, не поднимая головы от блокнота. Собравшиеся врачи сгрудились вокруг кровати. Те, кто раньше не видел, что он рисует, теперь заулыбались и принялись переглядываться друг с другом.

— Мистер Малхус очень мало спит. Иногда он забывает о еде.

— Вы говорите, как моя жена, — добавил пациент с нотками раздражения в голосе. Несколько молодых врачей продолжали улыбаться, не сразу сообразив, что Малхус и не думает шутить.

— Супруга мистера Малхуса ушла из дома.

— Счастливого ей пути, — буркнул Малхус.

— Я добавил к рассказу эту личную подробность, потому что она отражает…

Ни на кого не глядя, Малхус сказал:

— Она не понимает, что такое голоса.

— Причина, по которой я включил это упоминание в свой рассказ, заключается в том, что супруга мистера Малхуса предложила ему принимать нейротропные средства, чтобы сгладить эти симптомы, — сказал Пак. — Я проконсультировался с доктором Джонсоном из неврологического отделения, и он согласился.

Пак ухватился за спинку кровати и перевел дыхание. В последнее время он стал быстро уставать.

— Почему он до сих пор ничего не принимает? — спросила Сидни.

— Это помогло бы справиться с неврозом? — поинтересовался кто-то из врачей.

— Я уже сказал, что проконсультировался с доктором Джонсоном, и мистеру Малхусу было предложено лечение, но он отказался принимать лекарства, — ответил Пак.

— Надо слушать голоса, — еще раз наставительно произнес Малхус. — Вы что, этого не понимаете? Я должен помочь всем их услышать.

— Очень красивые уши, — сказал Макманус, кивнув в сторону блокнота, заполненного ушами. Малхус наконец оторвался от своего творчества и поднял взгляд на обступивших его врачей. Он посмотрел на Макмануса. Взгляды их встретились. Малхус одарил врача таким испепеляющим взглядом, что Макманус отшатнулся, чтобы не обжечься.

— Мистер Малхус являет собой случай внезапно пробудившихся односторонних способностей. В литературе описаны и другие подобные случаи. Многие мужчины и женщины после черепно-мозговых травм и других поражений мозга внезапно обретают способности к музыке, живописи и поэзии, к которым раньше не испытывали ни малейшего интереса. — Пак сделал паузу, чтобы отдышаться. Обход сильно утомил его. — Очевидно, на него обратили внимание искусствоведы и критики, потому что на следующей неделе в галерее Маркса состоится его индивидуальная выставка «Штрих гения».

— Не там ли недавно была выставка заспиртованных коровьих эмбрионов? — спросил низенький лысый врач.

— Мой брат-художник был готов убить устроителей той выставки, — буркнула себе под нос одна из врачей-резидентов.

— Все это нас не касается, — решительно сказала Сидни. — Наша забота — благополучие наших пациентов и их хорошее самочувствие.

— Не является ли это творчество частью благополучия мистера Малхуса? — спросил Макманус дружелюбным тоном. Он посмотрел на Сидни и улыбнулся.

— Вы верно говорите, друг мой, — проворчал Малхус. Когда доктор Пак предложил Малхусу пройти повторную МРТ и задержаться на ночь, с тем чтобы завтра утром его продемонстрировали на большом обходе, Малхус согласился при условии, что его обеспечат бумагой и карандашами. Мало того, он поблагодарил Пака за операцию, которая подарила ему способность слышать голоса. — Значит, вы считаете нормальным, что он отказывается от еды? — спросила Сидни Макмануса. — Это нормально, что он игнорирует жену?

— Пусть эта жирная тварь убирается ко всем чертям. Эта скотина сказала, что отберет мои принадлежности, если я не буду есть.

Сидни воззрилась на больного, но потом снова перевела взгляд на Макмануса:

— И это вы называете здоровым поведением?

Макманус пожал плечами:

— Но выставка в галерее Маркса говорит о том, что этот человек востребован обществом.

— Все остальное не имеет значения? Отказ от пищи? Асоциальное поведение? — раздраженно спросила Сидни скрипучим голосом. «Я веду себя как мегера, — подумалось ей. — Нарушаю профессиональную этику». Каждый раз, встречаясь с Макманусом, она почти теряла контроль над собой. Лицо ее вспыхнуло и покрылось ярким румянцем. Всякий раз она краснеет, сталкиваясь с этим Макманусом!

— Если асоциальное поведение и стремление работать, пренебрегая едой, — это показание к назначению нейролептиков, то половине врачей надо назначить халдол, — криво усмехнувшись, возразил Макманус. Врачи рассмеялись.

— Отлично, доктор Макманус, я снижу вам оценку за неадекватное лечение больных, — резко и серьезно сказала Сидни. Было видно, что Макманус растерялся от неожиданности.

Мысленно Сидни была готова оторвать себе голову. Давно ли она стала такой стервой? Впрочем, она так же вела себя в третьем классе, пытаясь положить на лопатки любого одноклассника, осмелившегося покуситься на ее положение самой умной в классе, когда приходилось отвечать на каверзные вопросы миссис Фицпатрик. Сидни ревниво оберегала свое звездное положение. Вот и теперь в ее голосе прозвучали детские нотки. И так она ведет себя с человеком, к которому испытывает непреодолимую симпатию! Она была подавлена.