– Вот именно, – подтвердил Уодсворт. – Миссисипи в ноябре ввел свой «черный кодекс», где среди прочего говорится, что негра можно арестовать и даже избить, если он обвинен в бродяжничестве. А кто может сказать, что это такое? Идти по тому же тротуару, что и белый? Просто проходить через город? А теперь, очевидно, все эти мятежные штаты один за другим начнут принимать такие же законы, чтобы гарантировать себе покорную рабочую силу. Да они там просто болваны, Джаспер. Надменные болваны. Война ничему их не научила. Так что наша задача в конгрессе им помешать.

– Джонсон будет продолжать сопротивляться.

– Само собой. И когда вы говорите о нем, то поднимаете огромный центральный вопрос, который касается всех. На чем держится политический суверенитет? Не на президенте или его армии, по моему мнению. Военные победы Соединенных Штатов во внутренних или внешних войнах могут быть обеспечены только конгрессом. Я в это верю, Тад Стивенс в это верит, Бен Уэйд в это верит. И мы получим в конгрессе большинство три к одному, чтобы наши взгляды возобладали. Если понадобится, то даже через труп политического будущего мистера Джонсона, – закончил Уодсворт с самодовольной улыбкой.

– Ну, тогда ваше слово «бурная» окажется еще слишком мягким. Скорее, это будет разрушительная сессия.

– Называйте как хотите, – пожал плечами Уодсворт. – Эндрю Джонсон идет к катастрофе.

Тема была исчерпана. Уодсворт сказал, что только что вернулся из Нью-Йорка, где видел Джо Джефферсона в его собственной постановке «Рипа ван Винкля».

– Друзья смотрели ее в сентябре в лондонском театре Адельфи. Сказали, что это настоящее событие, которое нельзя пропустить. Я согласен. Вы тоже должны непременно пойти, Джаспер.

Диллс коротко ответил, что театр его не интересует.

– А литература? Вы читали тот забавный рассказ о скачущей лягушке из Калифорнии? Ее сейчас везде перепечатывают. Сочинение какого-то молодого дарования по фамилии Клеменс[22].

Диллс сказал, что не любит беллетристику. Нет, он вовсе не считает ее безнравственной, как многие клерикалы, просто думает, что она не имеет отношения к реальной жизни.

Уодсворт встал и посмотрел на карманные часы.

– Дорогой Джаспер, – суховато произнес он, – а есть что-нибудь в этом мире, что вас интересует?

Удобно развалясь в мягком плюшевом кресле и болтая коротенькими ножками над ковром, Диллс ответил:

– Меня интересует власть. Кто ее имеет? Кто теряет? Кто на что способен, чтобы вернуть ее?

– Тогда вы точно выбрали правильный город. И впереди вас ждет поистине отменное представление. Если вы игрок, ставьте на меня, выигрыш гарантирован. Да, кстати, я видел объявление на доске. С днем рождения, Джаспер!

Уодсворт ушел, и его последние слова стали единственным поздравлением Джасперу Диллсу в этом году. Ну и пусть, ему вполне хватало его клубов, его виски, его вознаграждения от матери Бента и его места наблюдателя за предстоящей схваткой.

Разрушительная, подумал он. Пожалуй, это не преувеличение. Как сказал Уодсворт, нужно просто оценить силы, уже пущенные в ход, и ставки. Они были гигантскими. Ни много ни мало политический контроль над легислатурами Юга и голосами южан на выборах, что, в свою очередь, означало контроль над южными землями и южным богатством. Когда он выполнял работу для Стэнли Хазарда, его глупый клиент назвал некоторые цифры, которые ярко демонстрировали, насколько огромной может быть полученная от этого прибыль.

Воображение, раскрепощенное второй порцией спиртного, попыталось предсказать будущие события. Разногласия, касающиеся Бюро по делам освобожденных, наверняка могли дать толчок к новой гражданской войне. Только вот этого бедного недотепу из Теннесси могут перехитрить разные Стивенсы, Уэйды, Стауты и Самнеры. Джонсон просто хотел быть честным и не нарушать конституцию; они же стремились превратить мелкую партию в правящую, используя голоса негров. Джонсон сражался за принципы, как делали и немногие из радикалов. Но радикалы как группа сражались за более вдохновляющую цель – ими двигала жажда власти.

Внезапно повеселев, Диллс пробормотал:

– Цирк. Эта метафора, пожалуй, больше подходит.

Он тут же представил себе какой-нибудь цирк в Древнем Риме и в центре огромной арены – гонимого христианина мистера Джонсона, окруженного голодными львами.

В исходе этой схватки можно было не сомневаться. Но посмотреть на нее и вправду стоило. Он должен расширить свою работу с прошениями о помиловании, свои посреднические услуги для бывших военных и даже чаще отправлять письма с небылицами о Елкане Бенте. Все это поможет ему сохранить место в ложе, откуда он будет наблюдать за кровавым представлением, которое развернется вскоре на вашингтонской арене.

Конгресс принял билль. Президент отказался его одобрить, а потом своей прокламацией ввел в силу только те его пункты, которые считал допустимыми… Более вопиющего нарушения законно избранной власти народа нельзя было совершить… Власть конгресса первостепенна, и ее необходимо уважать…

Из Манифеста Уэйда – Дэвиса, август 1864 года

Голос долетел даже до самых дальних уголков зала палаты представителей и до каждого зрителя на битком набитом балконе, включая Вирджилию Хазард в первом ряду. Было утро восьмого января 1866 года.

Вирджилия много раз слышала этого оратора, но он все еще был способен вызывать в ней дрожь. Те же, кто слышал представителя от Индианы республиканца Сэма Стаута в первый раз, всегда восхищались таким роскошным голосом, исходившим из столь непривлекательного тела. Стаут был узкоплечим и бледным, как девушка, не выходящая на солнце. Густые брови и волнистые, смазанные маслом волосы в контрасте с его бледностью казались еще чернее.

Конгрессмен Стаут был любовником Вирджилии. Уже довольно долгое время он снимал для нее четырехкомнатный дом на Тринадцатой улице в районе Нортерн-Либертис. Он отказывался делать что-то большее, отказывался появляться с ней на публике, потому что был женат на плоскогрудой серой мыши по имени Эмили, а еще потому, что обладал огромными амбициями. Этим утром он готов был сделать большой шаг наверх. Его речь должна была устранить любые сомнения в его знаниях и способностях.

В течение первых десяти минут он повторил знакомые идеи радикалов. Юг фактически отделился, и Линкольн ошибался, говоря, что это конституционно невозможно. Отделившись, конфедеративные штаты совершили самоубийство, а значит, должны быть подвергнуты внешнему управлению как завоеванные провинции. Все эти доводы и ключевые фразы Вирджилия уже знала наизусть.

Стиснув кулаки так, что побелели костяшки пальцев, Стаут выстраивал речь по возрастающей: