Ксантиппа тяжело вздохнула, украдкой вытерла повлажневшие глаза и вернула на лицо спокойное выражение.

– А тебе идет возиться с детьми, красавица! – похвалила она Оази.

Оази зарделась от радости. Никто никогда еще не называл ее красавицей.

Оази сказала:

– Если бы можно было оставить мальчика здесь на пару дней, я думаю, это было бы здорово! Лес и дети ладят между собой, если их этому учить. Когда я закончу практику, я мечтаю писать научную работу на эту тему.

– Ты молодец! – задумчиво ответила госпожа, погруженная в свои мысли. – Но я не оставлю мальчика. Не сейчас. Завтра – может быть. Да, пожалуй, мы вернемся сюда завтра, хорошо, Рейнясу? Но сегодня его надо увезти в столицу. Мы приехали повидаться с офицером Тимохом Реем Гвеном Тимофеем. Он опекун ребенка.

– Старший звездный брат! – поправил госпожу Рейнясу.

– Твой старший брат, – кивнула госпожа, ласково и грустно оглаживая мальчика по голове. – Мы надеялись застать его здесь.

– Он был бы здесь, если бы не эта задержка, – грубовато оборвал бригадир. – Мне каждая минута дорога. Я сейчас отправляюсь за Тимохом, мотоцикл ждет.

Да только вернуться мы вряд ли успеем. Сделаю все, что смогу, а не успею назад – останусь с пилотом в лесу.

Ксантиппа посмотрела на Аристарха, решительно оседлавшего мотоцикл. Вдруг сделала повелительный жест и процитировала:

– И покуда я буду в силах – с ними пойду…

Аристарх взглянул на старую белошвейку, словно открывая ее для себя, и, сбавив газ, продолжил строфу:

Они произнесли последнюю строку вдвоем и в унисон.

– Курухуру хороший поэт, – кивнула Ксантиппа. Деловито добавила: – Аристарх, не рискуйте. Почему вы не поднимете в воздух диск? Он неисправен?

– «Азалия» в отличном состоянии, но ее перелет привлечет внимание. Диск, заходящий на посадку в лесу, второй случай за двое суток, и оба – с нашей делянки. Это невозможно представить как форсмажорные обстоятельства.

– Аристарх, даю вам слово: завтра ваш перелет станет абсолютно неважным и в Вечном Мае, и в Содружестве. Вы верите мне?

Бригадир покачал головой:

– Каким образом?

Наставница белошвеек молча протянула ему ферромб – сплав с планеты Феррум ромбовидной формы, знак, позволявший беспрепятственно явиться на аудиенцию к лицу, выдавшему его.

Он поверил. Довод убедительный.

Он был шокирован.

Старая дама оказалась персоной с полномочиями представителя целого населенного мира – планетоида или колонизированной планеты.

Через несколько минут «Азалия» улетела на запад, полыхавший багрецом и золотом.

* * *

Наставница попросила Оази уделить Рейнясу еще немного внимания и призвала для беседы Мрию и Анну.

Она обняла каждую белошвейку, сначала Мрию, потом Анну. Полюбовалась на новорожденную, сделав умильное лицо, какое делают, глядя на младенцев. О чем-то тихо пошепталась с белошвейками. В их разговоре было все: и тахионный след в эпсилон, и возвращение с изнанки мира, и вопросы о самочувствии белль.

Анна передала Ксантиппе найденный дневник Айоки. Она очень гордилась этой находкой. Госпожа удивилась и бережно приняла реликвию.

– Подумать только, что можно обнаружить в старых заброшенных схронах! Записи целы от начала и до конца?

– Кто-то вырезал концовку, – отчиталась Анна.

– Это я и хотела узнать, – кивнула Ксантиппа. – Когда-нибудь ты получишь доступ и к последней части документа; будь умницей.

– Вы знаете, чем заканчивается дневник?!

– Еще бы мне этого не знать? – буркнула наставница. – Но это секретная информация. Не спешите, девочки. Всему свое время.

– Вы грустны, госпожа. Вас беспокоит что-то? – заметила Мрия.

– Да, милая. Я переживаю потерю лучшего друга. Сердце вдруг напомнило о себе, и я торопилась повидаться с вами… Но у нас мало времени. Анна, Мрия, вы успели надиктовать ваши отчеты? Это обязательно. Ваш опыт бесценен. Хотя… моя теория говорит, что это уже не ваш опыт, по крайней мере не твой, Мрия.

– Мне нужно это знать? – спросила первая мастерица.

– Зависит от тебя: хочешь ли ты знать?

– Да, – послушно сказала Мрия, – мне нужно знать все, что важно для моего внутреннего роста.

– Я тоже так считаю, иначе не стала бы начинать этот разговор.

Ксантиппа обратилась ко второй белль:

– Анна, подержи, будь добра, малышку и будь рядом с нами, я не хочу ничего скрывать от тебя. Дело в том, девочки, что ваше возвращение из эпсилон – невероятное явление. Небывалое. Невозможное. Я думаю, удастся ли использовать ваш опыт в дальнейшем. Что-то мне подсказывает, что нет. Никто не может вернуться из эпсилон.

– Но почему?! – воскликнули белль. – Мы же вернулись!

– Вы уверены, что вы – это те девушки, которые канули в эпсилон?

– О?!

– А я – та самая госпожа Ксантиппа, которая когда-то вручала вам код доступа к кораблю и «АДРОНу»?

Белошвейки молчали, уставившись на наставницу.

– Кстати, об «АДРОНе». С квантовым компьютером не все так просто. Вы, конечно, знаете, что возможности «АДРОНа» превосходят все, что было создано человеком. Практически квантовый мозг породил себя сам на основе более ранних компьютерных систем, разрабатывавших торсионные схемы для межзвездных полетов. Затем он назвался звездному человечеству и определил себя на службу белль.

– Я задумывалась над этим, – призналась Анна.

– И пришла к какому-нибудь выводу?

– Пока нет, – честно ответила вторая мастерица.

– Но тебя тоже удивил тот факт, что «АДРОН» неявно и очень деликатно, но, по сути, сам принял решение служить белошвейкам и никому другому?

– Нисколько. «АДРОН» выполнял задачи обеспечения транс-переходов, он постоянно связан с десятками белль, нуждающихся в нем. Интеллект делал то, для чего предназначен: он решал самые сложные задачи из всех, какие только существуют. Что может быть сложнее, чем просчитывать создание нового наряда?

– Возможно, возможно… мне бы твою уверенность. На мой взгляд, существует проблема сложнее пространственно-временных деформаций. И она связана именно с белль, с нашей работой. Первые мастерицы неизбежно рискуют, обеспечивая полеты Звездной флотилии. Риск существовал до эры появления «АДРОНа», риск остался и в эпоху «АДРОНа». И несчастье с Мрией тому свежий пример. …Тогда спросите себя: почему не справляется совершенный «АДРОН»? А потому что, наоборот, он отлично справляется. И даже способен на большее, чем просто создавать шестимерные схемы искривления пространства-времени. «АДРОН» позволяет – вдумайтесь в это слово, мои девочки, – позволяет белль выпасть в нуль-точку эпсилон, где нет и не было ничего и где нужен лишь первый импульс к началу нового сотворения. …Вот тут-то «АДРОН» приходит к выводу, что одного только его безграничного интеллекта для начала творения мало. Ему нужна белль с привязкой к прошлому существованию. Нить белошвейки – как пуповина, питающая новую вселенную импульсами, идеями, образами, мечтами. Страстями, верой и неверием, надеждой, мизантропией, любовью и ненавистью, – всем, чем избыточна наша вселенная. Первая мастерица – проводник для всего этого.