Успокоившись, негромко прогудел, обращаясь к своей бригаде:

– Мы не будем его бить, ребята. Ночь скоро. Ночевать, сами понимаете, придется здесь.

* * *

Аристарх отправил прочь своих лесорубов, приказав ехать на форвардере к ближайшей горе, а там сигналить и объясняться по наручням, чтобы их подняли наверх. Со стороны лесосеки не было годного подъема к ночному лагерю, склоны слишком крутые. Но его ребят не оставят под горой, обязательно подберут; на стоянках собирается десятка три работяг и разной техники, за ними отправят другой диск или, если дроны в порядке, перетаскают наверх дронами, по одному.

Лех, потянувший ногу, вызвал себе аэротакси из столицы – это можно, это не вызовет подозрения. Всякое бывает на лесоповалах.

Аристарх распорядился, обращаясь к Оази:

– Ты поедешь с Лехом.

– Нет! – воскликнула Ушки. – А Надья? Я буду в городе, а малышка останется здесь?!

– Я не отдам дочку, – хмуро произнес галерец. – Нам можно заночевать в «Азалии», ты, бригадир, сам это говорил. Корабль герметичный, что флорники ему сделают?

– Уже не герметичный.

– Я соображаю, не сомневайся. Заткнем дыру полисоновой сетью, укроемся сетью – у вас ее немало. Что скажешь?

– Я думаю, – ответил Аристарх. – Есть над чем подумать, чужак.

– Вы меня извините, – сказал галерец (Тимох и Аристарх чуть не поперхнулись от неожиданности – галерец впервые извинился), – но есть в этом всем какой-то перехлест.

– В чем «этом всем»? – уставился на него бригадир.

– Ну, лес, фиал. Почему бы местным просто-напросто не иметь под рукой скафандры? И все!

Аристарх длинно выдохнул.

– Зачем, скажи на милость?

– Ну… чтобы не рисковать…

Ветер додумал свою мысль и пояснил:

– Не надо бросать срочное дело, потому что, видишь ли, ночь наступила. На кораблях флотилии день и ночь – все одно. Для многих день продолжается и ночью, ночные смены, например. Или вахты. А отоспаться можно в любое время. Тимох, я правильно говорю?

Аристарх даже не сразу нашелся, что ответить. С вызвездками всегда так: они являются со своими привычками, и, по их мнению, планета должна научиться соответствовать всем их гребаным пожеланиям…

Он приготовился ответить, выбирая слова. Человека, галерца то есть, надо подготовить к ночи, а не настроить против ночи.

Тимох выручил его, объяснив:

– Понимаешь, Ветер, мы не просто приземлились на грунт. Мы оказались внутри биома размером с планету. Ты думаешь, цитрозусы выделяют фиал? Все гораздо сложнее. Цитрозусы выделяют его в разы больше других иланских существ, но на самом деле здесь все живое выделяет фиал, и океан в том числе. Даже люди выделяют фиал в минидозах, начиная со второго-третьего дня жизни на Ило. Поэтому местные засыпают раньше и бороться со сном аборигенам труднее. И толку заправляться в скафандр, если в нашей крови – фиал?

Аристарх добавил:

– Пытаться спастись от фиала – это как рыбе спасаться от воды, в которой она живет.

Оази понравилось сравнение, и она с энтузиазмом закивала, соглашаясь:

– Биом Ило с помощью флорников каждую ночь решает: что мы такое? Любой организм занят тем же, когда в него попадает инородное тело.

– Умно, Оази! – похвалил ее бригадир. – Из тебя со временем выйдет хороший флорлингвист. И сейчас вся наша надежда на тебя: подумай, что мы можем предпринять до наступления ночи.

– Я… я… не знаю. Я не уверена… Солнце уже заходит.

– Говори все, что в голову придет, милая. Положение серьезное.

Оази вспыхнула от слов бригадира, смущаясь и надеясь, что под очками румянец будет не так заметен. Быстро справилась с собой и сказала:

– Сегодня я нашла в лесу серую паутину. Могу развесить ее в нашем челноке и погадать: проникнут ночью флорники, или обойдут нас.

– Почему только в челноке? Погадай нам всем, Оази! – попросил Тимох. – Не помешает. Мне и белль Анне погадай, пожалуйста.

Оази убежала к вывернутому древесному корню на краю лесосеки и вскоре вернулась, неся что-то большое и невесомое в пригоршнях. Это была кудель паутины. Не верилось, что ее можно распутать, но Оази принялась старательно слюнить пальцы и вытягивать из кудели бесконечную нитку. Она усадила всех рядом с «Азалией», обмотала Тимоха с Анной, попросив не двигаться, потому что пауки не начнут делать свою работу, если человек шевелится. Ветер отказался наотрез, Мрия согласилась, и Оази обмотала паутиной Мрию и новорожденную на ее руках. Аристарх сказал, что будет последним в очереди: сначала нужно развесить паутину в «Азалии».

Оази скрылась в корабле и вскоре вышла оттуда. Кудель в ее руках уменьшилась.

А по нити паутины уже бежали из лесу, как раз из-под вывороченного пня, крохотные пауки, и на глазах у Ветера их серая масса нахлынула на первую пару; пауки плели кокон для Тимоха и Анны.

Кокон уплотнялся и вскоре скрыл патрульного пилота и вторую белль, плавно обтекая их силуэты. Пауки перешли по нити, как по мосту, к Мрии и снова принялись за работу. Ветер позволил им трудиться до тех пор, пока они не загустили слои паутины так, что скоро галерец не сможет видеть жену и дочку внутри кокона. А вот этого он никак не мог допустить и аккуратно снял с Мрии невесомую вязь. На всякий случай не отшвырнул, а разложил рваный паучий «наряд» на траве.

Аристарх попросил Оази завернуться в кокон вместе с ним. Сильно смутившаяся Оази выполнила просьбу бригадира, приговаривая: «Да ведь чтобы каждому сделать кокон – времени совсем мало. А парные сделать я успеваю… Вот еще с десяток витков, и все…»

Крошечные трудяги-пауки, озадаченные разрывом паутины на Мрии, растеклись по траве, нашли продолжение нити, и часть пауков сбежала в «Азалию», а часть занялась коконом бригадира и флорлингвиста.

Мрия прошептала с укором:

– Почему ты не позволил мне завернуться в паутину?

– Бред какой-то! Эти серые дряни первым делом запеленали моего ребенка. Тебя-то они не спешили упаковать, а личико Надьи почти скрылось в паутине. Ты знаешь, что в коконе? Может, ядовитые выделения. Может, трудно дышать. Может, они переваривают внутри кокона людей, как в фильмах ужасов. Нет, Мрия, я такое позволить не могу.

– А что можешь мне позволить? – хмурясь, спросила первая мастерица.

Но Ветер жадным поцелуем закрыл ей рот.

Их никто не видел; Аристарх и Оази уже скрылись в паутине. Все хранили благоговейное молчание. Пауки еще побегали, проверяя свою работу, и отхлынули в лес, как будто что-то всосало серую пыль с травы.

Над горизонтом взошла первая луна. До ночи оставались минуты. Просигналил наручень Аристарха, снятый и оставленный на бревне. Анна и Тимох, Аристарх и Оази продавили затвердевшие коконы и вышли из них. Аристрах заметил, что кокон Мрии слабый, и спросил, тщательно скрывая тревогу в голосе и украдкой обмениваясь взглядом с Оази и Тимохом: