забавный продукт американского высокомерия, находчивости, драйва и умения выдавать желаемое за действительное. Она мгновенно стала отражением глубокого кризиса иракского общества, которое Бремер пытался слепить. Формально Временная администрация подчинялась Вашингтону, но, поскольку Бремер не желал оставаться на вторых ролях, даже то немногое, что сообщалось в Вашингтон, проходило через Пентагон. Я даже как-то сказал Пауэллу, что «из The Washington Post мы узнаём больше, чем из сообщений Временной администрации».

Отчасти по этой причине, но главным образом из-за очевидной серьезности положения, в котором мы оказались, я побывал в Ираке в течение года, пока функционировала Временная администрация, шесть раз. В каждой поездке мне открывались все новые сюрреалистические картины. После одного посещения «зеленой зоны» я написал Пауэллу, что здание Временной администрации в бывшем саддамовском Дворце Республики напомнило мне «сцену в баре в "Звездных войнах"». По коридорам дворца, несколько потускневшим, но все еще сохраняющим жутковатое великолепие времен Саддама, днем и ночью деловито сновали американцы и другие сотрудники администрации. Кого здесь только не было – военные и штатские, вооруженные и безоружные, ветераны урегулирования постконфликтных ситуаций и молодые неофиты Республики, честные труженики и профессиональные бездельники. Амбициозные молодые идеологи вещали о реорганизации министерств, перестройке системы образования, формировании сил безопасности и создании валютной системы – независимо от того, как к этому относились сами иракцы и нужно ли это было им вообще. Во время одной поездки я зашел повидать Берни Керика, бывшего комиссара полицейского управления из Нью-Йорка, который был назначен советником министерства внутренних дел Ирака. Он казался растерянным в незнакомой стране и приободрялся лишь тогда, когда помощник сообщал ему об очередном взрыве в городе. Керик спешил на место взрыва, чтобы успеть дать телевизионщикам интервью и заверить иракских зрителей (в арабском переводе), что порядок будет восстановлен, а преступники пойманы, – почти так же, как он это делал в знакомых кварталах Нью-Йорка.

В тот год я часто выезжал за пределы Багдада и побывал в Эрбиле, на курдском севере, и в Басре, на юге, где проживали в основном шииты. Два главных курдских лидера – Джаляль Талабани и Масуд Барзани, хотя и побаивались сближаться, но выступали единым фронтом в защиту своей автономии, которой оба добивались почти 10 лет. Во время поездок в Мосул, Тикрит и Бакубу в конце 2003 г. я наглядно убедился в том, что там зарождается суннитское повстанческое движение. К концу года начали возникать и шиитские вооруженные формирования, возглавляемые Муктадой ас-Садром – особенно сложным, способным взорвать ситуацию лидером. Иран и его Революционная гвардия все чаще вмешивались во внутренние дела Ирака, щедро подливая масло в огонь и разжигая распри между представителями разных религиозных течений. Турция не спускала глаз с севера и налаживала коммуникации с иракскими курдами. На большой части страны ситуация была хрупкой и нестабильной, инфраструктура никуда не годилась. К весне 2004 г. драйв, заставлявший работать Временную администрацию, полностью иссяк.

Вышли из-под контроля кровавые столкновения в провинции Анбар, где сунниты были обиженным и хорошо вооруженным большинством. На американских телеэкранах замелькали кадры с ужасающими сценами насилия в городах, через которые я проезжал во время своего не совсем законного путешествия из Аммана в Багдад 20 лет назад. Репортеры снимали и сожженные трупы четырех представителей американской частной охранной компании «Блэкуотер», которые протащили по улицам и потом повесили на мосту в Фалудже, и взятых в плен повстанцев, над которыми издевались и которых мучили американцы в Абу-Грейбе. Эти события играли на руку Абу Мусабу аз-Заркави – иорданскому экстремисту, который уже раздувал пожар в Ираке и создавал особенно жестокую группировку, которая позднее станет известна как «Аль-Каида». Это была ужасная весна, полная событий, которые будут отдаваться эхом несколько следующих кровавых лет.

Между тем Белый дом наконец согласился заменить оккупационную Временную администрацию регулярным дипломатическим представительством – посольством, поскольку в Ираке близились выборы в федеральные органы власти и формирование нового правительства. В конце весны Пол «Джерри» Бремер уехал из Багдада, а Джон Негропонте занял пост посла. Для поддержки посольства в Багдаде, которому предстояло решить множество исключительно сложных задач, в рамках Ближневосточного бюро было создано специальное мини-бюро. Как Пауэлл и предсказывал президенту в августе 2002 г., война в Ираке перекрыла кислород всем другим приоритетам в области нашей внешней политики, стоявшим на повестке дня администрации, и нанесла серьезный ущерб влиянию США на мировой арене, в том числе и в таком сложном регионе, как Ближний Восток.

* * *

Поскольку гвоздем программы был Ирак, израильско-палестинские отношения отошли на второй план и превратились в тягостную, лишь отвлекающую внимание интермедию. Этот конфликт вряд ли можно было считать многообещающей дипломатической перспективой, унаследованной от предыдущей администрации. Белый дом считал, что администрация Клинтона впустую потратила политический капитал на проблему, не играющую ключевой роли с точки зрения интересов США и к тому же не созревшую для разрешения. Как и ко многим другим проблемам внешней политики, после теракта 11 сентября подобное отношение к этому конфликту только укреплялось. Так, палестинское насилие стало рассматриваться в контексте более широкой проблемы терроризма; Ясира Арафата теперь считали его проводником, а Ариэля Шарона – партнером, чья репутация твердого и бескомпромиссного политика только способствовала формированию соответствующих настроений в Вашингтоне. Тем не менее кровавое насилие второй интифады нельзя было игнорировать, и арабских друзей Америки беспокоило если не тяжелое положение и стремления палестинцев, то воздействие этого насилия на население их собственных стран.

В итоге наша политика на этом направлении приобрела двойственный характер. Администрация пыталась действовать так, чтобы лишь успокоить арабов, в то же время не слишком сочувствуя Шарону и не отклоняясь от появившейся после 11 сентября цели – смены режима в Ираке и региональной трансформации. В течение первого срока администрации наша ближневосточная политика существовала в двух параллельных бюрократических и концептуальных мирах. В одном из них действовал вице-президент и активные сотрудники его аппарата, гражданские руководители министерства обороны и большинство сотрудников Совета национальной безопасности. Согласно их представлению, которое после событий 11 сентября все больше разделял президент, путь к лучшему будущему региона лежал через свержение Саддама, а путь к израильско-палестинскому миру – через отстранение Арафата и всеобъемлющую демократическую реформу Палестинской национальной администрации (ПНА). Активное обсуждение того, чтó такое будущее принесет собственно палестинцам, считалось поощрением их плохого поведения, а разговоры о разрушительном воздействии строительства израильских поселений на оккупированных территориях, развернутого в тот период, – отвлекающими от решения главной задачи. Эти люди стремились заморозить мирный процесс (а вместе с ним и десятилетия дипломатического соглашения между двумя партиями) до тех пор, пока не будут решены задачи, стоящие в широком региональном контексте.

В другом мире работал Пауэлл и его команда в Госдепартаменте, зачастую поддерживаемые