Сейчас в лагере царили суета и суматоха. Темноволосые носились туда-сюда, слышались гортанные выкрики. Проверялось оружие, напяливались доспехи. Я заметил, что далеко не все надевают чешуйчатые панцири. У одних были кожаные доспехи, другие щеголяли в трофейных эльфийских кольчугах, но большинство, наоборот, стаскивали с себя все и оставались в штанах и сапогах. Торсы этих воинов так густо были исписаны татуировками, что я диву давался. В остальном отличить орков друг от друга было невозможно, и мне стало ясно, почему в прошлом мы все ошиблись, решив, что Верховный Паладайн погиб. Его просто перепутали с другим орком.

Вы спросите — что я делал? О чем думал? Находясь в плену у врага, ожидая казни, вместо того чтобы строить планы побега или хотя бы посылать врагам проклятья, думал об особенностях вооружения темноволосых? А что оставалось делать? Чем дальше, тем сильнее разрастался во мне банальный страх смерти. Когда я только очнулся, у меня было больше сил вытерпеть любые пытки. И если бы меня стали убивать тогда, я бы хохотал в лицо своим врагам и пошел на смерть с гордо поднятой головой. Но прошло время, я остыл — и задумался о смерти уже всерьез. Какая участь ждет меня? Что со мной сделают? И, самое главное, сколько мне еще ждать казни, на своей шкуре испытывая банальную истину о том, что самая страшная мука — это ожидание конца.

Почему я не удивился, увидев среди орков человека? Наверное, потому, что за двадцать лет жизни на заставе в северных горах успел поближе познакомиться с отдельными представителями рода человеческого и узнать одну их особенность. Люди способны проникать повсюду, они вольготно чувствуют себя везде и рано или поздно, но заполонят весь наш мир, не оставив в нем места ни эльфам, ни оркам, ни альфарам, ни даже троллям. Люди открывают землю и проникают в такие ее уголки, куда представители других рас просто не сунутся. Они одинаково хорошо чувствуют себя в голой степи и дремучих лесах, в открытом море и на вершине скалы, под землей — и… разве что небо пока принадлежит птицам и драконам, но, учитывая приспособляемость людей, могу предсказать, что однажды человек поднимется и в воздух. В общем, не было ничего удивительного в том, что по лагерю орков спокойно, как у себя дома, шел человек. Шел, вертя головой по сторонам, а рядом с ним шагал какой-то высший чин и что-то ему рассказывал.

Заведенные назад и вверх руки ныли. Затекало все тело. Я стоял так уже давно, теряя силы и надежду.

Мимо ходили враги. Лагерь жил своей жизнью. Стиснув зубы, я терпел, стараясь не обращать внимания на то, как посматривают на меня проходящие мимо орки и орчихи. Не то чтобы я так уж стеснялся — просто сама мысль о том, что меня могут отдать одной из этих пахнущих мускусом и потом самок, приводила в дрожь. Хотя если это и есть мое наказание, то пройдет немного времени, и я сам захочу, чтобы со мной так поступили.

Именно в это время я и заметил человека. Он шагал через лагерь, ведя негромкую беседу с сопровождающим его орком, но вдруг остановился как раз напротив меня.

— Ого, какой красавец! — сказал на всеобщем языке, то есть так, как общаются люди с представителями других рас. — Что он тут делает?

— Ждет, — коротко ответил орк. — Приказ Верховного Паладайна.

— Красавец. — Человек подошел ближе и потрогал мое плечо. Для этого ему пришлось встать на цыпочки — средний эльф немного выше среднего человека, а я перерос и большинство своих сородичей. — Великолепный экземпляр. А что это у него?

Он ткнул пальцем в один из синяков, и я вздрогнул. Больно же!

— Он один стоял против трех десятков, — объяснил орк. — Их отряд налетел на нас, отбил полон и умчался. А он остался прикрывать отход. Если бы не катапульты, его бы ни в жизнь не взяли.

— Так это следы от камней? — Человек стал внимательно меня осматривать. — Хм…

Неожиданно наши глаза встретились. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.

— Хм… — повторил человек, отходя.

После его ухода прошло не так уж много времени. Я даже не успел снова погрузиться с головой в пучину размышлений о своей дальнейшей судьбе, как мое уединение было нарушено.

Вернулся человек. С ним были еще люди и орки. Одного я запомнил — именно он только что рассказывал представителю людского племени о моих «подвигах».

— Эй, ты! — Меня ткнули палкой под ребро. — Не хочешь ничего сказать?

Я поднял голову, посмотрел ему в глаза. Очень захотелось плюнуть, но во рту давно уже пересохло, и я только обжег его взглядом.

— Благодари своих духов, что у Верховного Паладайна хорошее настроение и за тебя предложили достойную цену, светловолосый, — промолвил орк. — Так вы правда готовы выложить за него пятьдесят серебряных монет?

— Пятьдесят полновесных серебряных монет, — закивал человек. — Хотя, надо признать, экземпляр в плохом состоянии. Синяки сойдут еще очень не скоро, товарный вид будет потерян, а это всегда убытки. Мне придется его содержать в отличных условиях, потратить средства на лечение и восстановление, а это значит, поднять его цену, чтобы компенсировать затраты. А покупатель очень не любит, когда товар дорого стоит! Есть вероятность, что я буду торговать себе в убыток. Его красная цена — тридцать серебряных монет, ну самое большее — тридцать пять. Пятьдесят я даю только из уважения к Верховному Паладайну!

— Тогда забирайте его!

На моих глазах человек и орк ударили по рукам, после чего из рук в руки перешел небольшой, сочно звякнувший мешочек.

— Здесь ровно пятьсот пятьдесят серебряных монет, за всю партию товара, — сказал торговец. — Будете пересчитывать?

— Нет, я верю вам.

— И все-таки пересчитайте. Деньги любят счет! А вы, — человек махнул своим помощникам, — отвязывайте пока этого.

Четверо дюжих мужчин, мускулатура которых могла сравниться с мускулами многих орков-воинов, подошли к столбу, возле которого стоял я. И только после того, как их руки коснулись моей кожи, я понял, что это не сон. Меня продали в рабство! Человеку!

Обоз работорговца состоял из четырех подвод, на которые установили клетки. Но между этими подводами были натянуты две длинные цепи, к звеньям которых крепились цепи потоньше, с ошейниками. Каждый ошейник предназначался для одного раба, и часть из них уже была занята. Рабы — мужчины, женщины, подростки обоего пола — сидели или лежали на земле, благо длина растянувшейся на траве цепи это позволяла. На одной цепи сидели только мужчины, на другой — только женщины. В двух клетках находились дети, слишком маленькие для ошейников. Они плакали, звали матерей, и те отзывались им, пытаясь успокоить.

Меня передернуло от зрелища горя и страданий. Три недели я делал все возможное для того, чтобы как можно меньше эльфов попало в рабство. Сколько жизней было спасено! Достаточно вспомнить Торрира, юного Теллора, его мать и сестру… А теперь я сам занял место тех, кого мы освобождали. И должен был разделить печальную судьбу с теми, кого не успел спасти.

— На колени! — прозвучал приказ.