С двух сторон к ней жались дети — девочка и мальчик. Бородач, торговавшийся за меня с моим хозяином, стремительно бросился туда. А я замер как вкопанный, глядя на Ленимирель и детей. Вернее, на мальчика.

На своего сына.

— Чего встал? Пошел!

Меня сильно дернули за поводок, призывая следовать дальше, но я не смог устоять.

— Ленимирель! Ле-э-эн!

Она встрепенулась, нашла меня взглядом — и я бросился вперед.

— Назад! Взять его!

Охранники набросились на меня с двух сторон, повисли на локтях, но я стряхнул их, как кабан стряхивает повисших на нем собак, и побежал к помосту, на котором застыла, хлопая глазами, моя Ленимирель, прижимающая к себе детей — дочь и сына.

Сильный рывок поводка дернул меня назад. Я рванулся еще раз, схватаясь за ошейник руками, с трудом вырвал поводок из рук охранников и кинулся бежать…

Но почти сразу налетел на какого-то орка. Тот среагировал мгновенно. Его тяжелый кулак опустился мне на голову. Я покачнулся — и в этот миг на меня снова набросились охранники.

— Держи его! Крепче!

Я сопротивлялся отчаянно, несмотря на то что перед глазами от тяжелого удара орка все плыло и двоилось. Но на помощь охранникам подоспело еще несколько человек. Справиться со всеми не удалось. Мне заломили руки назад и скрутили так, что я едва мог пошевелиться, после чего бросили наземь перед господином, который меня купил. Тот за подбородок поднял мою голову, всмотрелся в лицо.

— Мне рекомендовали тебя как послушного раба, — глухо произнес он. — А что я вижу? Драчун и дикарь, который срывается с места при виде первой попавшейся самки… Впору вести тебя обратно и требовать деньги назад.

Я облизнул губы, не зная, что сказать и нужно ли что-нибудь говорить.

— За мной, — человек повернулся и пошел прочь широким решительным шагом. Меня потащили за ним — оба охранника почти висели на моих локтях, мешая нормально идти. По пятам шагали еще несколько человек из числа добровольных поимщиков.

Мы завернули за соседний помост и оказались у небольшого навеса, в очаге ярко пылал огонь, а рядом, на маленькой наковальне, трудился полуголый орк-кузнец. Его подмастерье, орчонок-подросток, при нашем приближении пихнул мастера локтем.

— В чем дело? — отложив молот и свою работу, поинтересовался кузнец.

— Вот в нем. — Меня вытолкнули вперед. — Заковать. У тебя есть подходящие наручники?

— Конечно, есть. — Орк вытер руки о кожаный передник и подошел ближе. Как ни странно, мы с ним оказались одного роста, так что мне не пришлось опускать глаза. Еще чего не хватало — склоняться перед темноволосым! Это из-за него и таких, как он, я оказался в рабстве!

— Строптив? — Кузнец выдержал мой взгляд.

— Пытался сбежать, — коротко бросил человек.

— И дорого он вам достался?

— Сто пятьдесят серебреников.

— Ого! — присвистнул орк. — Тогда, может быть, поставить клеймо?

Я вздрогнул и похолодел. Не то чтобы я так уж сильно боялся боли, просто у меня в голове не укладывалось, что меня заклеймят, как обычную лошадь или корову. Ведь это будет настоящий конец!

— Нельзя его клеймить, — пробурчал человек, купивший меня. — Это подарок. И мне очень не хочется его портить!

Я невольно заинтересовался. Значит, господин, заплативший за меня сто пятьдесят серебреников, не является моим хозяином. Меня купили… в подарок! Я — действительно всего лишь ценная вещичка, которую привезут из путешествия в качестве сувенира. Вопрос только — кто на самом деле станет моим хозяином! Что он за человек? Зачем я ему нужен? Для достижения какой-либо цели или просто как оригинальная безделушка?

В углу стоял небольшой ларь. Бросив на меня взгляд, кузнец открыл его, немного покопался и вытащил наручники, соединенные короткой, в два-три звена, цепью.

— Руки назад. Пришлось подчиниться.

Наручники были очень тугими. Они сдавили запястья так, что я невольно повел плечами, пытаясь освободиться.

— Не старайся. — Кузнец похлопал меня по плечу. — Это мое собственное изобретение. Снять без посторонней помощи невозможно! На себе испытывал! — гордо похвалился он.

Я промолчал.

— Вам нравится? — Кузнец обращался к купившему меня человеку. — Открываются они, несмотря ни на что, очень легко. Потом просто нажмете на эти два выступа. Смотрите!

Щелчок. Наручники ослабли.

— А вот теперь отпускаем выступы — и он готов! Только надо нажимать их одновременно и одновременно же отпускать. Попробуйте сами!

— Хорошо, — услышал я голос человека. — Мне нравится эта конструкция. Сколько с меня?

— Пять серебреников. Может быть, еще ошейник подобрать? Есть застегивающиеся, накладные, строгие, с шипами внутрь или соединенные с наручниками…

— Нет, достаточно.

Меня опять дернули за поводок и вывели из-под навеса. Кругом по-прежнему шумел невольничий рынок, надрывали горло зазывалы, шатались туда-сюда прохожие и зеваки, проходили вереницы рабов, хлопали кнуты, звенели цепи. Рынок жил своей жизнью и по-прежнему не обращал на меня внимания. Меня больше словно бы не существовало.

Ирматул считался перевалочным торговым пунктом, ибо здесь встречались караваны с товарами со всех частей света. Рабы, меха, кожи, металлы и изделия из них, пряности, редкие ткани, скот — все, что угодно, можно было обменять или продать на этих рынках. А это означало, что я и купивший меня человек вряд ли останемся тут надолго и через несколько дней покинем этот город… Ужасный город, отнявший у меня свободу и навсегда разлучивший с теми, кого я помнил и любил.

Купивший меня господин остановился в частном доме на окраине города. Войдя во внутренний двор, он сразу распорядился привязать свое приобретение к коновязи, которая представляла собой два столба с перекинутой между ними балкой. К одному из столбов меня и прикрутили так, что я почти уперся носом в столб.

— Ты… — Человек подошел вплотную и заглянул мне в лицо. — Если бы ты не был подарком, я бы заставил тебя горько пожалеть о том, что посмел выказать норов! Был бы ты моим, я бы приказал пороть тебя до тех пор, пока ты не закричал бы, умоляя меня перестать! Но к сожалению, я не могу этого сделать — ты изначально принадлежишь другому. Поэтому я даже не имею права потребовать от тебя, чтобы ты называл меня хозяином. Но кое-что я для тебя все-таки сделаю… Дать ему десять плетей! Бить аккуратно!

Не знаю, что такое «бить аккуратно», но от первого удара я уткнулся лбом в столб, к которому меня привязали. Захотелось взвыть. Нет, я не боялся боли — просто до сего дня меня ни разу не били. Кнут хлестал по плечам, по спине, по заведенным назад рукам. А я скрипел зубами и разве что не грыз столб, больше всего на свете мечтая, чтобы наказание прекратилось. Увы, но я уже почти был готов умолять своего палача о пощаде, когда голос купившего мою свободу произнес: