Дым из малахитовой башни все еще не рассеялся, хотя дверь открылась на пару секунд. Что же в таком случае творилось там? И что оставалось делать ей, слабой девушке?

– Рита… Рита! – проговорила Соня, осознавая, что хозяин башни покинул ее, оставив возле портала. Она с тайной надеждой и верой во внезапно пробудившееся великодушие янтарного чародея вскочила с места, подбегая к дверям залы. Она надеялась сначала отыскать сестру, а потом уйти вместе с ней через портал. Хотя… Тяжело на душе отзывалась мысль об исходе противостояния. Но все-таки жизнь и здоровье маленькой девочки оказывались дороже. Соня ни минуты не задумалась, если бы кто-то поставил ее перед чудовищным выбором, кого спасать.

Руки судорожно подергали витые кольца ручек. Бесполезно. Пленница зала потянула в разные стороны, толкнула плечом, но только запыхалась, борясь с неподатливыми немыми створками. С их искусной ковки только посматривали ехидно ухмылявшиеся львы. Соня осклабилась им в насмешку, пробуя вскоре другую дверь, ведущую из зала. Открытой оказалась только одна узкая бойница, из которой тянуло свежестью пропитанного озоном воздуха.

– Заперто! Все заперто! Опять! Как же мне это надоело! – топнула ногой Софья, хотя голос ломался непонятными интонациями на грани гнева и плача. Не такая уж она сталь, чтобы терпеть столько ударов. Впрочем, возможно, пока недостаточно закалили. Но ведь и самый добрый меч ломается о слишком упрямый камень. И таким оказывался раз от раза Раджед с его непонятным стремлением подчинить себе ее тело, а главное, душу. Сожаление, благодарность и тревога за него тонули в новом вихре неподдельного возмущения – ее вновь оставили птицей в клетке, не позволяя увидеться с сестрой.

Софья, давя непреодолимые порывы паники и озноба, вернулась на свое одинокое место. Затем скрестила руки и закрывала глаза. Она так измучилась от непонимания и глухоты Раджеда, что не удавалось уже даже молиться с просьбами о спасении Риты, как и желать ему удачи.

– Сумеречный Эльф? Эльф! – вспомнила об еще одном участнике этого странного представления Софья. Но в ответ ей только раздалось эхо, потерявшееся за витыми телами колонн. Она безотчетно ощущала, что настало ее время бороться. Тогда Соня в сотый раз обошла тронный зал, отмеряя шагами каждый метр, покрытый холодной мозаикой с изображением фантастических существ и цветов. Немного же содержалось мебели в самом парадном помещении, больше украшений. Главным из них, без сомнения, оставалось обширное зеркало.

Тогда Соня подошла к нему и проверила портал, надеясь, что рука провалится за гладь стекла. Но тщетно – ее надежно замуровали. Было бы странно уповать на такую милость со стороны «достопочтенного» льора. Вечно он подкашивал веру в себя. С одной стороны, совершал что-то хорошее, но тут же компенсировал это чем-то дурным. Словно не желал, чтобы кто-то посмел назвать его добросердечным или великодушным. Ведь добрые слабее, как, например, Сарнибу. Может, это война льоров так ожесточила его, заставила носить личину? Но зачем перед ней? Она ведь даже понимала его когда-то, временами.

Соня вспоминала, как они переписывались через альбом. Не каждое послание казалось ей отвратительным, не всегда он предлагал золотые горы и требовал стать своей королевой.

Иногда они часами обсуждали кого-то из мыслителей ее мира, он сыпал цитатами, да не поверхностно, а со своими рассуждениями и трактовкой. Девочка оценила, что собеседник намного интереснее ее сверстников и всех знакомых, намного глубже. И, как знать, она даже обрадовалась, что кто-то скрашивал ее одиночество человека из прошлой эпохи.

По меркам подруг и сверстниц она всегда слишком много знала: слишком хорошо помнила многие картины старинных мастеров, слишком вдохновенно рассуждала о классической музыке, слишком красиво писала сочинения с разборами стихов и литературы минувших столетий. В ее окружении все это оказывалось «слишком», чем-то избыточным в нашем жестоком и, вероятно, невежественном двадцать первом веке. Рассуждать «о высоком» и «гоняться за химерами» получалось только с мамой и парой одноклассниц.

Но вот появился кто-то, кто ценил старомодную эстетику. Однако очень скоро разрушил все очарование, посеял зерна паники и вечного беспокойства. Превратил себя в глазах Софьи в чудовище. А ведь она чувствовала: он тоже одинок, его душа тоже ищет кого-то. Но маска, прилипшая к настоящему лицу, оказалась сильнее.

И Софья не прощала Раджеду всю ту боль, что она вытерпела, все те переживания, которым она подвергалась. Да еще он покусился на ее младшую сестру. Пусть малахитовый льор и увещевал, призывая не беспокоиться, но каждая мысль о младшей заставляла буквально согнуться под тяжестью беспокойства.

«На крайний случай: я останусь с ним. Пусть только вернет Риту домой. Но, проклятье, как же это мерзко, – размышляла Софья, и голос в голове отзывался каким-то чужим холодом крайнего отвращения, однако его сменял другой, тихий и надрывный: – А если он теперь вообще не вернется? Если Нармо и Илэни окажутся сильнее? Что будет с нами? Что будет… с ним?»

Она успела прочитать в одной из книг, что после гибели льоров их башня теряет магию и медленно рассыпается руинами. Однако насчет портала все сведения хранились наверняка в библиотеке рода Икцинтусов. Что сулила возможная гибель Раджеда, Софья не ведала и терялась в предположениях. Они окружали шепотом подсознания, как шелестом невидимых каменных крыльев горгулий, точно призывали окаменеть. Как и все в этом мире.

– Жемчуг, – вдруг вспомнила Соня, складывая воедино все виденное, слышанное и прочитанное. Она прикоснулась к талисману, что дал ей Аруга Иотил. Старик наверняка не понаслышке ведал о свойствах поющих самоцветов. Софья вытащила неровную жемчужину и подошла вплотную к непроницаемому стеклу. В неестественно темной глубине маячило отражение. Конечно, вмешательство в чужую магию сулило непредсказуемые последствия, но раз Нармо и Илэни собирались захватить портал, значит, обладали способностью как-то его открыть. Если весь мир держался на магии камней, зачарованный жемчуг не был исключением.

Соня решилась и дотронулась краем камня до холодного стекла, которое вмиг пошло мелкими волнами, как в проклятый день начала ее путешествия. Пленница несмело отпрянула, озираясь по сторонам, однако стены не содрогнулись и не покрылись трещинами, потолок на голову не рушился, ловушки под ногами не раскрывались.

Тогда Софья уже с уверенным спокойствием и настойчивостью приложила камень к мерцающей глади зеркала. И вот оно сделалось порталом! Рука пролетела сквозь преграду, ощущая знакомый холод туннеля между мирами. Кто же построил его и когда? Вряд ли ей суждено было узнать ответ, если его вообще помнили сами льоры. Да древние истории не слишком интересовали, когда каждая минута сулила новые опасности и неопределенность. Собственные силы оказывались слишком хрупкими, как гербарий, забытый в пожелтевшем альбоме.

Соня отшатнулась от зеркала, проводя вдоль лба, покрывшегося неожиданной испариной. Жемчужина раскалилась и оставила между ключицами красноватый след. Но вскоре она остыла, точно улегся океанский вал, разметавшись прибрежной пеной.

«Это требует немалых сил… Пока Риты нет рядом, нет смысла открывать портал», – отметила Соня. Еще несколько дней назад она бы не поверила ни одному слову, если бы где-то наткнулась на книги из библиотеки льоров. Но чужой мир заставлял постигать его заковыристые правила.