В любом случае в Москве Анечке больше негде жить. Ее квартира выгорела дотла. Похоже, люди Константинова все же читали американские газеты и так справили поминки по хозяину.

Она сама тебе расскажет, почему не звонила и не получила твою эсэмэску. Я застал ее у родителей Боба Иванова, которые приютили ее на последние три дня. Анечка также расскажет, что случилось со скрипкой. Передай ей, пожалуйста, вот что: Ираклий Амиранов, говорят, лучший мастер в Москве, и он обещал мистеру Лэму, что спасет инструмент.

Лэм — это особая история. Помнишь его глаза? Тебе не показалось, что он тебя гипнотизировал? Я тут покопался в Интернете и в кое-каких старых книгах и теперь кое-что знаю об истории его семьи. В семнадцатом веке доктор Джон Лэм был личным астрологом герцога Бекингемского. Его подозревали в колдовстве, даже посадили в тюрьму, хотя на суде он показывал, что просто фокусничал и продавал всякий „мистический“ реквизит. Из тюрьмы его выручили могущественные покровители, среди них был даже один архиепископ. Но в 1628 году пошел он в театр „Фортуна“, и после спектакля его окружила толпа, решившая покончить с колдуном или даже „герцогским дьяволом“, как его называли. Джон Лэм бежал от толпы и нанял в телохранители матросов, но к тому времени бурлил уже весь город, так что моряки не сумели его защитить. Доктора Лэма побили камнями, и никто не решался приблизиться к его телу всю ночь, до восьми утра, когда уже наконец все поняли, что „дьявол мертв“.

О Джоне Лэме тоже говорили, что он взглядом может вводить в транс, а еще — что он с помощью хрустального шара вызывает злых духов, а одного помещика колдовским способом лишил здоровья и сил. Из чего я могу заключить, что он был сильным гипнотизером и умел вызывать галлюцинации или какое-то их подобие.

Этот Джон Лэм был большой любитель женщин и оставил многочисленное потомство. Он прямой предок нашего мистера Лэма. Всех мужчин в этой генеалогической линии зовут Эбдон с самого семнадцатого века. Я выяснил, что имя это означает „слуга“, „верный последователь“. Имя „Эбдон Лэм“ встречается в истории нескольких знаменитых скрипок: в этом роду давно коллекционируют струнные инструменты. Не только скрипки, но и виолончели, альты, гитары. Как сказал наш мистер Лэм, его род считает своей функцией снабжать достойных музыкантов этими инструментами. Но родители Иванова считают, что Лэм — чуть ли не сам дьявол, который может наказать скрипача, отобрать у него талант, так что скрипка у него не станет звучать. Если это и так, у музыкантов свой дьявол, для обывателей не опасный. А скорее гипнотический дар в семейке Лэмов передается по наследству, как и любовь к музыке.

По крайней мере, Лэм не мстителен. Анечке все сойдет с рук (что именно, она сама расскажет). Но этот тип сильнее прежнего хочет застраховать инструмент.

А что старинные инструменты вдруг перестают звучать даже в самых искусных руках — довольно обычная история. Например, у великой виолончелистки Жаклин Дюпре вдруг утратила звук виолончель Страдивари, на которой раньше играл не менее великий Карл Давыдов. Но она продолжила концертировать с другим итальянским инструментом, а на той виолончели играет сейчас с большим успехом Йо Йо Ма.

Я предложил Лэму денег на ремонт инструмента, но он презрительно отказался. А я должен отказаться от моей доли гонорара, который выплатит „Мидвестерн“. В ходе нашего с тобой дела я совершил серьезные ошибки, которые теперь должен обдумать. Даже не уверен, что хочу их с тобой обсуждать, потому что мне стыдно. Одно я знаю точно: мне очень хотелось бы продолжать с тобой работать, если ты не передумал. Пожалуйста, имей меня в виду, когда будешь брать следующий заказ, а я попробую поговорить здесь с некоторыми полезными людьми, чтобы подтянуть местную клиентуру. Опять же, если ты все еще хочешь иметь со мной дело. Я на самом деле быстро учусь, особенно на собственных ошибках».

Бутылки пива хватает Молинари, чтобы трижды перечесть письмо и по-прежнему ничего из него не понять. Что было не так с глазами мистера Лэма? Какой еще гипноз с галлюцинациями? При чем тут астролог, которого забили камнями в каком там — а, семнадцатом! — веке? Но сыщик все равно отправляет партнеру ответ, вытаскивает из кармана сотовый телефон и набирает местный номер.

Дорфман отвечает, не дослушав первого гудка.

— Ну что, вы готовы? — спрашивает Молинари. — Решили уже, кто будет петь?

— Я буду, — отвечает Дорфман на своем деревянном английском. — Мы готовы.

— Я заеду за вами. Из гостиницы еще не выгнали?

— Что?

— Ничего, просто никуда не уходите.

У группы R.I.P. сегодня прослушивание в маленьком клубе в Гринвич Виллидж. Молинари знает владельца. У сыщика нет никаких планов переквалифицироваться в продюсеры, но после той ночи в больнице он чувствует себя почти частью группы. «Наверняка Анечка хотела бы, чтобы я им помог, — рассуждает он. — Может, пойдем теперь вместе на концерт».

Что он ответил Штарку? Правду, конечно.

«Я ни черта не понял в твоем письме. Сегодня весь вечер буду пить за тебя. До связи».

Как и Штарк, я начисто лишен музыкальных способностей. Для меня музыка — черная магия. И эта книга была бы невозможна без черной же зависти, которую я испытываю к музыкантам. Так что извиняться за несостыковки, которые присутствуют в ней с точки зрения профессионального музыканта, я не намерен.

Наличие этих умышленных несостыковок вовсе не означает, что автор пренебрег домашней работой. Я прочел и рекомендую заинтересованным читателям классическую книгу Хиллов о Страдивари (W. Henry Hill, Arthur F. Hill, Alfred E. Hill, Antonio Stradivari: His Life and Work (1644–1737), а также подробный и увлекательный трактат о скрипке Джорджа Харта (George Hart, The Violin. Its Famous Makers and Their Imitators). Это довольно старорежимные труды. Более современным языком одержимость, которую способна внушать скрипка, объясняется в яркой книге Тоби Фабера «Гений Страдивари: пять скрипок, одна виолончель и три века неувядаемого совершенства» (Toby Faber, Stradivari's Genius: Five Violins, One Cello, and Three Centuries of Enduring Perfection). Еще одним полезным источником информации был сайт cozio.com, на котором я, среди прочего, купил биографию графа с приложенными к ней письмами — в итальянском оригинале — о наследстве Страдивари.

Чтобы разобраться в истории блюзмена Роберта Лероя Джонсона, я прочел много разнообразного материала, но в конце концов поверил книге «Роберт Джонсон, потерянный и найденный» Барри Ли Пирсона и Билла Маккаллока (Barry Lee Pearson, Bill McCulloch, «Robert Johnson: Lost and Found».

Переводы текстов из книги Харта, журнала The Strad, «Одушевленной скрипки» Блаватской и песен Джонсона — мои. Заодно уж я перевел и стихотворение Ремона Кено «Egocentrisme» (блюз на эти слова исполняет в Нью-Йорке Роберт Иванов; питерская группа «Странные игры» в 80-е годы использовала другой перевод). Письмо Паоло Страдивари торговцу из Казале синьору Бриатта перевела, приложив и кое-какие репортерские усилия, Ирина Мокроусова.