Во-вторых, царственность. Опять-таки натуральная, а не крашеная.

И в-третьих, безупречная дистанция. Никакой оскорбительной снисходительности, никакого панибратства. Жест очень доброжелательный, но никакому человеку, даже самому неумному, и в голову не придет забыться и встать с королевой на дружескую ногу.

Я не знаю, как английская королева добивается такого эффекта, просто протягивая окружающим руку. Но она это делает очень красиво.

В отличие от Елизаветы Второй, Эльвира Давыдовна смотрелась бледной неталантливой копией.

Вроде и руку протягивала с любезной улыбкой, и слова приветливые говорила, но выглядела вся эта царственность ужасно фальшивой. Можно сказать, узурпаторской.

Впрочем, бог с ней. Каждый развлекается, как умеет.

— Илона? — переспросила Эльвира Давыдовна. Окинула меня изумленно-снисходительным взглядом и этим сумела донести до меня множество самой разнообразной информации.

Например, что такими именами в Москве предпочитают называться проститутки.

— Илона, — подтвердила я невозмутимо.

Не знаю почему, но плебеи, косящие под аристократов, у меня, человека закомплексованного, вызывают обратную реакцию. Не дрожь в коленках, а разухабистую наглость.

— Будьте как дома, — подчеркнуто любезно произнесла Эльвира Давыдовна. И опять-таки сумела донести до меня между строк, что таким замарашкам, как я, в костюмах за тысячу пятьсот рублей, не часто доводилось бывать в подобных чертогах. Поэтому очень желательно, чтобы я не разбила какую-нибудь китайскую вазу. А впрочем, даже если и разобью, то бояться мне нечего. Судиться со мной никто не станет.

Ибо что с меня взять?

Все вышеперечисленное подняло мой боевой дух на беспредельную высоту.

Ненавижу плебеев, прикидывающихся дворянами.

Также, как ненавижу плебеев, прикидывающихся интеллигентами.

Знаете, во времена Сервантеса в Испании была популярна поговорка: «Идальго в дырах, но не в бедности».

Смысл этой пословицы никогда не станет понятным людям, вроде Эльвиры Давыдовны.

Дело совсем не в кружевных манжетах и драгоценных украшениях. «Идальго» — это категория нравственная, духовная, независимая от размеров состояния и убранства домов.

Идальго считали постыдным штопать одежду. Штопать — значит смириться с жизнью, покориться ей.

«Одет я всегда прилично, — рассуждал дон Кихот, — чиненного не ношу. Рваное — другое дело. И то, это более от доспехов, нежели от бедности…»

Подобные рассуждения для людей типа Эльвиры Давыдовны — недосягаемая высота. Теория относительности Эйнштейна, рассказанная в первом классе общеобразовательной школы.

Как объяснить нынешним нуворишам, что дворянство — категория не материальная, а моральная?

Духовная, интеллектуальная, образовательная, какая угодно, только не денежная!

Ведь были древние роды, впавшие в бедность, даже в нищету, но не утратившие блеска родового имени, перед которым склонялись головы даже очень богатых людей!

Впрочем, не мое это дело…

Я подавила раздражение и прошествовала в столовую с огромным накрытым столом.

Празднество намечалось широкое. Это я поняла, окинув взглядом убранство стола.

Серебряные приборы, драгоценное венецианское стекло, потрясающий раритетный фарфор, по-моему, китайский…

В общем, застолье, напоминающее времена Владимира Красное Солнышко.

Гостей на этом празднике жизни подобралось немного.

Всего пятнадцать человек.

Конечно, меня познакомили со всеми, но при моей девичьей памяти на имена, отчества и фамилии это было дохлым номером.

Единственный человек, которого я запомнила, был моложавый красивый мужчина, сидевший справа от меня. И то, запомнила я его только потому, что между нами завязался интереснейший разговор.

— Вы юрист? — переспросила я заинтересованно.

— Юрист, — подтвердил сосед.

— Простите, не расслышала вашего имени отчества?

— Владимир Иванович.

— Владимир Иванович! — обрадовано подтвердила я. — Да, конечно! Владимир Иванович, вам ничего не говорит фамилия Никифоров?

Минут пять Владимир Иванович молчал, поглощая консоме из омаров. Потом оторвался от своего увлекательного занятия и снизошел до ответа:

— Почему же не говорит? Говорит… Виталик Никифоров — мой добрый приятель…

— Родился на брегах Невы? — съязвила я, припомнив Пушкина: «Онегин, добрый мой приятель, родился на брегах Невы…»

— Почему на брегах Невы? — невозмутимо ответил сосед справа. — В Москве он родился. Классный юрист, хороший парень…

Я подавилась. Судя по всему, Виталик Никифоров был отцом моего нынешнего нанимателя. А наниматель не мальчик. Лет сорок-сорок два, не меньше. Значит, отцу при всем желании, не может быть меньше шестидесяти.

Парень?

— Ему шестьдесят восемь, — продолжил разговор сосед. — У него собственная юридическая контора. Хотя он, кажется, отошел от дел и передал все сыну.

— Сергею?

— Сергею.

— А давно он отошел от дел?

— Года два-три… А почему это вас интересует?

Теперь замолчала я, поглощая деликатесное угощение.

— Дело в том, что у меня возникла необходимость в юристе.

— Понятно.

— И мне рекомендовали фирму «Никифоров и сын» как самую надежную.

Сосед по столу снова умолк. Несколько минут мы пережевывали закуску.

— Ну, когда фирму возглавлял Виталик, это, действительно, было надежное предприятие.

— А сын? Не столь надежен?

Пауза.

— Не знаю, что вам сказать, — ответил наконец Владимир Иванович.

— Виталик — человек с твердыми принципами. Но он давно отошел от дел.

— Сын на папу не похож?

Еще одна пауза.

— Внешне — похож.

— Ясно.

Пауза.

— Насколько я знаю, — продолжил Владимир Иванович, — Сергей поглощен своими семейными проблемами.

— А у него есть проблемы?

— Есть. Жена.

— Ага!

— Да нет, вы меня не поняли. Жена у него молодая, не совсем нашего круга девочка…

— И что?

— Требует нетрудовых доходов, — обтекаемо выразился Владимир Иванович.

Мы снова замолчали.

— Вообще-то, Сергей никогда самостоятельно делом не занимался. И понятия не имеет о том, как все это сложно.