– Так вот, – продолжил митрополит. – Послал я к ним человека, сказать, чтобы не геройствовали паче меры, а коли удача от хана Джанибека отвернется, сдавались на твою царскую милость. А я за них пред тобой ходатаем стану.

– Вот за это спасибо, владыка. Уважил так уважил!

– Не торопись благодарить, великий царь. Еще ничего не произошло. У каждого из воинов своя голова на плечах, а еще семья, дети.

– Думаешь, не пойдут?

– То мне не ведомо. Но все равно поднимусь на стену и покажусь им.

– Это может быть опасно.

– Стар я уже бояться. Главное, не забудь все, что ты нам обещал. Выведешь народ мой из рабства агарянского, будет имя твое почитаться не меньше, чем пророка Моисея.

– Если у тебя сыщется еще какой случай весточку послать своим чадам в войске ханском, передай, коли будут умны и в бой с воинством моим вступать не станут, то всех, кто пожелает, к себе в армию заберу. Зваться будут Готским полком в твою и твоей епархии честь.

– Да пребудет с тобой Господь и мое пастырское благословение, царь православный.

Вот уж двенадцать лет, как я почти непрерывно воюю. То с датчанами, то с поляками, а теперь вот и до татар с турками дело дошло. Правда, нынешнее сражение будет первым, когда я стану держаться в стороне и не полезу в гущу схватки. Не то чтобы поумнел, но с больной ногой несподручно.

Несмотря на все старания О’Конора, моя рана продолжает болеть, и это вызывает нешуточное беспокойство у всех, включая меня. Хитромудрый, чтобы не сказать грубее, полуирландец даже собрал врачебный консилиум, чего раньше за ним не водилось. Медикусы, конечно, собрались. Посмотрели, поохали, но так ничего путного и не предложили.

Разве что никогда не унывающий Попел высказался в том смысле, что, видимо, после удаления щепки, глубоко засевшей в царском бедре, в ране могли остаться мелкие занозы, и теперь они постепенно выходят наружу, отторгаемые моим в целом молодым, крепким и здоровым организмом. Главное, на чем все медики сошлись, – хорошо, что рана не гноится, что у пациента нет высокой температуры, слабости и прочих нехороших признаков.

– Государь, но, если в ближайшее время не начнется окончательное выздоровление, вероятно, нам придется провести операцию. Раскрыть рану, тщательно удалить из нее даже ничтожные кусочки чужеродных материалов, щупая буквально пальцами, промыть ее, а потом сшивать фасции слой за слоем, оставляя место для дренажа. Но будем надеяться на лучшее.

Я, со своей стороны, им ничего толкового подсказать не смог. Разве что воспоминание из прошлой-будущей жизни, когда у моего приятеля вот так же никак не заживала стопа, и ничего не помогало, пока тот не съездил в отпуск. Дома затянулось, как на собаке. Видимо, климат неподходящий.

Так что пора и мне переезжать на север. Птицы скоро на юг, а я наоборот. Так ведь и не птица. Не гусь какой. Да и взрослеть пора. Хватит везде самому лезть. Подросли соколята, стали соколами. Справятся сами. Страшновато, спору нет, без пригляда оставлять, а вдруг напортачат и все наши достижения уйдут псу под хвост? Но иначе никак. Такой огромной страной, как Россия, мне в одиночку ну никак не управить. Тем более что кроме болячки есть вопросы на севере и поважнее.

Но это все потом. А сегодня мои генералы должны сдать еще один экзамен. Самостоятельно. Без меня. На поле боя. План сражения они тоже почти полностью сами составили, я больше слушал. В итоге все вроде бы логично вышло, если не вспоминать, что все планы – они только до первого выстрела.

Поскольку главный наш противник – легкая конница, первым делом мы озаботились изготовлением рогаток и плетением габионов – больших цилиндрических корзин без дна. При случае в них можно накидать камней и земли, и получится уже полноценная защита, но и без того от стрел могут прикрыть. Все это хозяйство погружено на собранные по всему городу арбы. Если их завалить на бок и связать друг с другом, получится заграждение не хуже вагенбурга.

Главной интригой для Джанибека и его беков оставался вопрос, через какие ворота будет выдвигаться мое войско. Потому они лишь держали дозоры напротив всех дорог, ведущих в город, а основная орда встала лагерем на изрядном отдалении.

Раззадорив татар и будучи твердо уверен, что они не отступят, а, напротив, пойдут в бой, горя мщением, я занял место на одной из башен и стал наблюдать, как фон Гершов выводит нашу армию.

Первыми выдвинулись казаки Татаринова. Три сотни посаженных на коней донцов с гиканьем и посвистом выскочили из ворот и тут же рассыпались по полю, обходя со всех сторон татарский разъезд. После недолгой перестрелки из луков и ружей крымчаки отступили, не принимая боя. Что, собственно, нам и требовалось. Следом в поле вышли две роты немцев, большая часть из которых были мекленбуржцами, при четырех единорогах. В этом полку немало ветеранов, вставших под мои знамена, когда я еще был простым принцем. Отойдя на сотню саженей от ворот, они остановились, выставив перед собой рогатки и развернув орудия, прикрывая выход остальной армии.

А уже за ними потянулись основные полки. Ертаул Михальского, развернув знамена под призывные клики труб и гулкий перестук тысяч копыт о выжженную солнцем сухую до звона крымскую землю, двумя потоками через соседние ворота выметнулся в поле, разворачиваясь на ходу и образуя сплошную, непроницаемую для врага завесу.

– Как вы себя чувствуете, сир? – почтительно поинтересовался топтавшийся рядом О’Конор.

– Надо бы лучше, но уже некуда, – скривился я, не отрываясь от разворачивающегося предо мной зрелища.

Оно и впрямь того стоило. Марширующая правильными колоннами пехота, гарцующая кавалерия, грозная и при этом мобильная артиллерия. Перед боем мне предлагали снять часть орудий с кораблей и поставить их на импровизированные лафеты, но, немного поразмыслив, я отказался.

Разговор у нас тогда вышел с господином кавалером серьезный.

– Федя, ну куда ты потащишь такую тяжесть? Они ведь со станками больше двухсот пудов весят?!

– Прости, государь, но своя ноша не тянет, – прямо глядя в глаза, твердо возразил мне Панин. – Да и, опять же, сколько тут пути? И версты не будет. Впряжем моряков да новонабранных по сорок человек на пушку и докатим. А если мне еще и место для боя дадут у дороги, так и вовсе… Полевая пушка, тот же единорог – она всегда катится за пехотой, а то и за конницей поспевает. А нам нынче того не надобно. Доставим до поля боя, отстреляемся и назад, на корабли отвезем.

– Уговорил, черт языкастый. Но куршейные пушки все равно не тронь. Зато дозволяю набрать иных орудий, сколько сможешь утянуть. И вообще, «грифоны» для подобных дел слишком тяжелые, а если ты считаешь, что кулеврины и фальконеты легковаты, то можешь использовать все, что у турок захватили. По эффективности им до единорогов далеко, но у татар полевой артиллерии и вовсе нет.

На одной из башен устроен навес, под которым мы и расположились Мы – это я, царевич Дмитрий, неразлучный с ним Петька и несколько придворных. Чуть ниже на стене маются горнисты, а еще ниже, у коновязи, ожидают распоряжений вестовые. В общем и целом командный пункт получился достаточно комфортным и, надеюсь, эффективным.