— Спроси их.

— Очень смешно, — кисло усмехнулся «котелок». — Они такие разговорчивые теперь!

— Особенно Кессер, — прогнусавил кривой нос.

— Тогда не узнаешь, — сказал сигиец и покосился на подступившего ближе Лысого. Если у того в мозгу и возникла тень подозрений, на одутлой физиономии ничего не отразилось. Он смотрел на сигийца телячьими глазками с неприязнью, но не более.

— Ты че, самый умный? — пробасил Лысый, почесывая лапищей волосатую грудь под распахнутой жилеткой на голое тело. — Мы умных не любим, да, Меркатц?

— Ага, — поддакнул «котелок». — Понимаешь ли, приятель, ты влез в говно по самые уши. Ты модерских порезал, а у нас с ними как бы мир… Если Пебель узнает, он предъявит Штерку, а Штерк не тот мужик, который любит оправдываться. Слово за слово, так опять начнем друг другу кровь пускать, а оно нам надо из-за какого-то лося залетного? Соображаешь?

— Соображаю, — сказал сигиец.

— Ладно, был бы ты из наших — понятное дело: шваль модерскую к ногтю прижал за беспредел. Штерк бы сам Пебеля спросил, какого хера его пидоры на чужой земле трутся. Но ты ж никто, звать тебя никак…

— Финстер.

— А?

— Хуго Финстер, — сказал сигиец.

— Да хоть Анна-Генриетта, кронпринцесса наша и супружница кронпринца! Я тебя не спрашивал! — зло проворчал Меркатц. — Короче, — выдохнул он, опустив пистолет, — чтоб недоразумение замять, надо тебя модерским выдать, я так думаю, а?

Остальные покивали.

— Нехер думать! — гаркнул Лысый. — Повязать фраера да в Модер его, пущай нищеброды сами с ним разбираются!

— Можешь попробовать, — сказал сигиец.

— Э? — насторожился «котелок». — Ты грозить вздумал? Нас тут четверо, коли не заметил.

— Их тоже было четверо.

Риназхаймские непроизвольно обернулись на кучу трупов. Кривой нос брезгливо поморщился — даже для него запах крови был весьма красноречивым. А возможно, красноречивым был мертвый глаз головы Кессера, смотревшей на него с пола. Или жужжащие над ней мухи.

— Я тебя понял, — едко ухмыльнулся Меркатц. — Понял хорошо. Но сам понимаешь: отпустить тебя не можем. Оставить как есть — тож нельзя. Кто-то же должен за это ответить.

— Слышал, у Штерка проблемы, — сказал сигиец. — Ограбили его ломбард и убили Виго ван дер Вриза.

— Это откудова? — насторожился «котелок».

— Это имеет значение?

— Имеет.

— В городе говорят, — ответил сигиец и холодно взглянул на курильщика.

Тот вновь взгляда долго не выдержал, нервно поведя плечом.

— Ну ладно, допустим, — Меркатц скрестил руки на груди, постукивая дулом пистолета по локтю. — Ты-то на кой ему такой красивый сдался?

— Знаю, кто это сделал.

— И че? — хмыкнул Меркатц. — По-твоему, это повод к Штерку тебя сразу тащить? Штерк — человек занятой, солидный, не любит, когда его время тратят. Да и не пустят к нему каждого нищеброда обрыганного. Тут подход надо знать.

— Ты знаешь?

— Знаю, — подбоченился «котелок». — Так что давай-ка колись, кто там и чего, а уж мы решим, надо тебя к Штерку вести или нет.

— Нет, — сказал сигиец.

— Ну и хуй тогда с тобой!

— Он и так… со мной.

Бандиты рассмеялись. Громче всех хохотал Лысый, испугав пару мух, ползающих по мертвому глазу головы Кессера.

— Ты уж больно наглый, как погляжу, — заметил «котелок».

Сигиец промолчал, глядя ему в глаза. Меркатц в очередной раз почувствовал себя неуютно.

— Как говоришь, тебя звать? — вдруг спросил беспалый, прищурив глаз и задумчиво почесывая небритый подбородок дулом пистолета.

— Финстер.

— Финстер… Финстер… — пробормотал он, наморщив лоб. — А это не тот Финстер, что намедни колдуна в борделе почикал?

— Тот.

— Мы не любим тех, кто работает на Ложу, — паскудно ухмыльнулся беспалый.

— Не работаю, — сказал сигиец. — Возвращаю… старые долги.

Беспалый тоже пересекся с его холодным взглядом. Решил, что на пожелтевшем от табачного дыма потолке есть что-то очень важное.

— Слышь, Меркатц, — обратился к «котелку» кривой нос, — может, его Вортрайху показать, а?

— На кой? — буркнул тот.

— Пусть старшой решает, чего с лосем этим делать, чего он там знает и не знает. Мы-то крайние, что ли?

— Точно! Нехер думать! — гаркнул Лысый. — Пущай старшой решает!

Меркатц снова сдвинул котелок к затылку и отчаянно поскреб темя, крепко зажмурившись.

— Ну ладно, — нехотя согласился он. — Пойдем к Вортрайху. Как решит, так и будет. Решит, что знания твои говна не стоят, — поведем тебя модерским сдавать на съедение. А решит, что полезное чего-то знаешь, — ну, значит, с тебя бутылка. Согласен?

— Согласен, — сказал сигиец и медленно поднялся со скамейки. Риназхаймские отступили.

— Только давай без фокусов, — предупредил «котелок», увидев пистолет в кобуре на груди фремде. — Сдай-ка чего у тебя есть. Так, на всякий случай. Не боись, мы не легавые, у нас не пропадет.

Сигиец молча вынул пистолет из кобуры, ловко подбросил, перехватив за ствол, и протянул Меркатцу.

* * *

Официально игорные дома в Анрии были запрещены. Опричинах такого запрета никто доподлинно не знал, да и никого они не волновали, потому что неофициально игорные дома были открыты не только на Ангельской Тропе, но и почти на любой улице можно было зайти в подсобку неприметного кабака и просадить там все свое состояние, например, в «рулетку». Или по старинке — в карты. Разница в Анрии между официальным и неофициальным заключалась лишь в том, что неофициальный игорный дом работал ровно до того момента, пока его держатель не зарывался и не начинал без совести отгрызать слишком большие куски от дохода. Или до первого крупного скандала, который невозможно уже замять никакими способами. В последний раз такое случилось, когда один небезызвестный высокопоставленный, очень набожный священнослужитель, несмотря на увещевание самого Бога Единого Вседержителя, пошел ва-банк с почти идеальной комбинацией на руках. Однако его quinte flush был безжалостно бит quinte royale одного небезызвестного в Империи графа-шулера. Чтобы не спиливать золотое триязыкое пламя с главного купола собора Святого Арриана, властям пришлось прикрыть дьявольский рассадник порока и греха, а прислужника Князей Той Стороны, искусившего святого отца, посадить под домашний арест… в доме одного небезызвестного герцога, где шулер, как говорили, провел целых пять дней в невыносимых мучениях под оседлавшей его одной небезызвестной баронессой.

Поэтому Йозеф Вортрайх официально содержал клуб для деловых людей, где из всех развлечений, помимо разговоров о делах за чашечкой кофе и утренней газетой, был разве что бильярд, кстати, очень любимый генерал-губернатором, в отличие от карт. Днем, по крайней мере. Ночью же в подвалах трехэтажного дома на улице Шлейдта проигрывались родовые имения и целые фабрики вместе со всеми рабочими. Сам Вортрайх, конечно же, официально не знал о том, что происходит в его клубе по ночам, и официально сильно удивился бы, если бы когда-нибудь к нему нагрянули полицейские с участковым надзирателем во главе. Однако такого не могло произойти в принципе: в казино Вортрайха играли лишь самые влиятельные люди и, чтобы сесть с ними за один стол, нужно было сильно постараться. Да и хорошие связи и обширный список должников среди аристократов, магнатов и городских магистратов обеспечивали Вортрайху почти полный иммунитет от внезапных проверок. Поэтому казино работало бесперебойно и обеспечивало солидный доход Новому Риназхайму и лично Штерку, делая его одним из самых сильных боссов Большой Шестерки.

К дому Меркатц и компания подвели сигийца с черного хода, на мраморном крыльце которого их встретила пара мрачных, крепких, бритых наголо, солидно одетых молодых людей. Рядом с ними даже Лысый не казался уже таким грозным и крупным, а сигиец и вовсе выглядел незначительным. Солидности им добавляли мощные руки, свободно сложенные на животах, и кулаки, которые разбили не один нос непрошеных гостей.

Завидев охрану, Меркатц, хулигански вышагивающий, сунув руки в карманы штанов, принял вид менее развязный и более сдержанный. Подошел к крыльцу, выпрямив осанку, чтобы казаться выше и представительнее.

Когда один из молодых людей взглянул на него с явной брезгливостью, Меркатц остановился, заискивающе улыбнулся, приподнял котелок.

— Здрасьте, ребята, — поздоровался он.

— Чего надо? — мрачно осведомился бритый справа.

— Мы к Ворт… — Меркатц осекся и смущенно кашлянул. — К хэрру Войтрайху.

— Босс занят, — нехотя выдавил из себя бритый слева. — Позже приходи.

— Да ты погодь…

— Босс занят, —