Кюре чаще всего назначался «покровителем коммуны» – влиятельным лицом, дальним потомком «основателя» прихода. В таком случае епископ лишь утверждал его выбор. В рамках своего прихода кюре был в центре важнейших событий в жизни людей, занося в приходскую книгу записи обо всех крестинах, свадьбах и соборованиях. Находясь в курсе всех дел и личной жизни своих прихожан (благодаря исповеди), кюре также принимал участие в собраниях жителей – на них приглашали бальи, мастеровых и зажиточных землепашцев. Обычно общину представлял синдик – чаще всего это был крестьянин, облеченный доверием «коллектива». Собрания проходили в церкви или в часовне, как правило, по окончании мессы, или на площади, а то и на мельнице или даже в кабаке. Там решались административные вопросы: назначали школьного учителя (ему платили из «общего котла») и повитуху, выбирали пастухов, сторожей виноградников, членов церковного совета, представителей перед сеньором; обсуждали приходской бюджет, тяжбы; распределяли посевные площади и выпасы; устанавливали время сбора винограда и жатвы; выделяли скот для пахоты или перевозки грузов. Бывало, что участники собрания совместно молились о дожде или о прекращении града. Заходила речь и о налогах, в частности, выбирали помощников сборщиков податей – десятины с поля (то есть со сжатого, но еще не вывезенного хлеба), оброка натурой сеньору мукой или вином, а также деньгами.

Десятина на самом деле составляла от 3 до 12% урожая и шла на прокорм священникам, на помощь бедным, а отчасти и в карман господ. Луга и леса, рабочий скот и плодовые деревья ею не облагались. Подати, выплачиваемые сеньору, были самыми разными – полевыми и денежными, причем в парижском бассейне и на юге Франции они были не слишком высоки, а на западе, в центре, на востоке и севере – довольно внушительны. Королевский налог за тридцать лет (с 1610 по 1640 год) утроился; к нему добавился налог на соль с обязательством покупать по семь килограммов соли в год на каждого жителя старше восьми лет. В целом на налоги уходило от 12 до 40% доходов крестьян, что лишало их свободных денег и побуждало всячески ловчить.

Кроме того, прихожане должны были содержать, ремонтировать и украшать церковь и относящиеся к ней постройки. По всем этим вопросам часто возникали ожесточенные споры и ссоры. Подати нередко загоняли приход в долги, а сборщики десятины часто отказывались вносить свою долю.

С другой стороны, приход обеспечивал крестьянам необходимую оборону. На колокольне почти постоянно сидел дозорный, наблюдавший за дорогами, и в случае появления опасности – разбойников, солдат, мародеров – принимался бить в набат. Тогда все остальные, прихватив с собой пожитки и кое-какой скот, запирались в церкви. Прихожане сплачивались и по случаю больших праздников – крестных ходов, пиршеств по окончании жатвы или сбора винограда, чествования святого покровителя, – и тогда разные приходы соперничали друг с другом в пышности и красоте нарядов и праздничных повозок.

Городская администрация включала в себя бальи или его генерального наместника, городского прево, прево замка и муниципалитет. Тот, в свою очередь, состоял из синдика, двух эшевенов и собрания из городских старшин. Синдик и эшевены избирались на три года общим собранием горожан, однако королевская власть все упорнее вмешивалась в процесс выборов, навязывая свои кандидатуры. Назначить одного из эшевенов мог и сеньор. Собрания старшин проводились по инициативе синдика и эшевенов, устанавливавших повестку дня. Были частные собрания, на которых заседали знатные горожане – пэры и городские советники, и общие собрания, в которых принимали участие бывшие пэры и советники. Синдик и эшевены несли материальную ответственность за управление городом; городской казначей собирал налоги и часто должен был предоставлять средства на покрытие расходов.

Тулузой управляли восемь капитулов – магистратов, исполнявших обязанности эшевенов. Соответственно, город был поделен на восемь кварталов. Капитулами могли стать только люди благородного происхождения. Три из них назначались пожизненно, а пять остальных переизбирались ежегодно. Бывшие капитулы получали титул граждан города, их приглашали на все собрания генерального совета и вывешивали в Ратуше их портрет в полный рост.

В принципе, муниципалитет заправлял всеми делами коммуны, но на самом деле высший контроль осуществлял бальи, или королевский судья по гражданским и уголовным делам. В присутствии городского прево, королевских адвоката и прокурора он председательствовал на всех заседаниях муниципального совета, давал свое дозволение на принятие оговоренных на собрании мер и зачастую один подписывал протокол.

Главной головной болью городских советников были финансовые проблемы. Город должен был организовать сбор обычных и чрезвычайных налогов, назначить сборщиков податей, предоставлять займы, размещать на постой и содержать королевских солдат. К этим проблемам добавлялись многочисленные просьбы об уменьшении податей или об освобождении от налогов. О последнем просили все подряд, и дело тут было не только в материальной выгоде: освобождение от налогов было честью и признаком высокого положения в обществе[38]. Некоторые присваивали себе эту привилегию, и тогда городская община преследовала таких узурпаторов по суду.

Если в городе проходил судебный процесс, он тоже требовал больших издержек, тяжелым бременем ложившихся на городские власти. Магистратам приходилось обращаться за помощью к горожанам путем займов, которые резко когда удавалось покрыть.

В XVII веке города еще сохраняли некоторые из своих вольностей: муниципалитет управлял полицией, недвижимостью, принадлежащей общине (богадельнями, коллежами, работными домами для бедных и нищих), принимал соответствующие меры в случае эпидемий и организовывал празднества. Зато королевская власть требовала от него «добровольных» приношений и займов. Например, в январе 1637 года эшевены Понтуаза получили приказ уплатить королю в виде займа 35 тысяч ливров, которые им обещали возместить с февраля, производя выплаты каждые два месяца. Эту сумму надо было распределить по всем жителям города и пригородов, включая священников, дворян и привилегированных лиц, освобожденных от уплаты налогов. Синдик с казначеем объездили соседние города, чтобы посмотреть, как там поступают в подобных случаях. В результате эшевены, заслушав синдика, постановили, что, поскольку город и так задавлен податями, дополнительные расходы вызовут разорение и исход его жителей, поэтому, по примеру некоторых других городов королевства, следует обратиться к его величеству с просьбой позволить вместо займа обложить налогом вино и другие напитки, употребляемые в Понтуазе и его пригородах.

Государство остро нуждалось в деньгах. Война велась почти беспрерывно, порождая все новые и новые траты и долги. Средств, поступавших от налогов, не хватало. Приходилось прибегать к займам у финансистов (в 1627—1629 годах они составляли около 18 миллионов ливров ежегодно, то есть 40% всех доходов, и шли на содержание армии). Постепенно города утрачивали право самим устанавливать налоги. Король лично давал дозволение на сбор налогов, уточняя их предназначение. С 1647 года установленные королем подати поступали непосредственно в казну, а затем половина из них выплачивалась обратно для покрытия расходов города.