У Аруна не было никакой надежды на то, что Флора оставит его в покое. А Бернем-сахиб как назло принялся расхваливать Сону:

– У Аруна-джи красавица жена. Настоящая Лакшми! Она нам помогает. Индийцы не отпускают дочерей в школу, и Сона-джи придумала собирать малышек у себя дома. Она читает девочкам «Махабхарату» и заодно обучает грамоте.

Флора кисло улыбнулась.

– Прекрасная идея. А где вы живете?

Неизвестно, что бы ответил Арун, но его опередил Бернем-сахиб:

– Неподалеку, в этом квартале. Вам каждый покажет.

– Сейчас я должна вернуться в гостиницу. Я обязательно помогу вам, Бернем-сахиб.

Последнюю фразу Флора отчеканила со странным каменным выражением лица. Ее голос казался механическим, неживым. Грейс подумала, что тетке плохо, и не на шутку встревожилась. Напрасно Флора в ее возрасте разъезжает по городам и весям, да еще посещает такие кварталы. Здесь куда легче подцепить заразу, чем в лондонских трущобах!

Над Гангом висели тучи, и низкий звук реки казался угрожающим. Ветер рвал подол платья. Грейс была уверена, что они отправятся прямо в отель, но Флора упорно шла по улице. Казалось, старухой движет некая исступленная сила.

Девушка видела, что тетка вне себя, но не могла понять, что так разозлило Флору. Бернем-сахиб был приятным собеседником и производил впечатление очень доброго, честного, бескорыстного человека, да и молодой учитель-индиец был выше всяких похвал.

– Куда мы идем? – осмелилась спросить Грейс, и Флора язви тельно процедила сквозь зубы:

– Посмотреть на жену этого красавчика, на Сону-джи!

Они остановились, чтобы спросить дорогу. В воздухе расползался дым печей: местные женщины готовили ужин. Грейс улавливала запахи вареного риса, маринованного манго, жареной рыбы и острых приправ.

Домик Аруна и Соны был небольшим и старым. В крохотном садике росли цветы. Вышедшая навстречу молодая хозяйка с удивлением уставилась на нежданных гостей.

Обрамленные густыми длинными ресницами глаза, светившиеся любовью к жизни, казались огромными, зубы сияли нетронутой белизной, а кожа была нежна, как миндаль. Индианка была в изумрудном сари с широкой желтой каймой, в шарфе с золотыми арабесками и многочисленных браслетах. Грейс не видела ее волос, но была уверена, что они великолепны.

Флора заговорила по-английски, но, поняв, что собеседница плохо знает язык, перешла на хинди. Грейс не поняла ни слова, но заметила, что подбородок тетки неестественно вздернут, взгляд холоден и жесток, а голос полон резких, властных интонаций.

Однако Сона не выглядела ни растерянной, ни испуганной, значит, содержание речи Флоры было вполне безобидным.

– Какая красивая пара! – заметила Грейс, когда они повернули обратно.

– Такие союзы недолговечны! – бросила Флора. – Боги завистливы, они не терпят совершенства.

– О чем вы с ней говорили? – полюбопытствовала девушка.

– Спросила, кто она и откуда. Надо же – из семьи брахманов!

Флора задыхалась от бессильной зависти и злобы, и Грейс вновь задалась вопросом: какая муха укусила тетку?

Едва они вошли в гостиницу, как хлынул дождь. Грейс стояла у окна, глядя на длинные струящиеся серебристые нити, когда тетка велела ей идти в ванную. Обычно Флора мылась первой, но сегодня порядок был нарушен.

Многие годы теплая ванна была для Грейс предметом роскоши и бесплодных мечтаний, потому девушка охотно согласилась. Как она ни укрывалась от солнца, ее лицо и руки были куда темнее тела, а волосы, наоборот, посветлели. А еще они стали гуще. Вместе с потерей лондонской бледности она обрела живость взгляда, к ней вернулась улыбка.

Когда Грейс, намотав полотенце на манер индийского тюрбана, выходила из ванной комнаты, ей послышалась странная фраза, произнесенная голосом тетки: «Труп бросьте в Ганг».

Флора закрывала дверь номера. Кто находился по ту сторону, оставалось только догадываться.

– С кем вы разговаривали? – удивилась Грейс.

– С коридорным. Сейчас нам принесут чай.

– Хорошо, – ответила девушка, ломая голову над тем, что ей послышалось, а что – нет.

– Умоляю, Бернем-сахиб, мне нужно домой!

В помещении было темно. Снаружи ветер гнал по дороге песок и пыль, в окна влетали охапки сорванной с деревьев листвы. Внезапно раздался такой грохот, что показалось, будто разверзлась земля.

– Да что с тобой такое? У нас еще столько дел! – Старик покачал головой. – Ты неважно выглядишь. Это все гроза. Ладно, иди. Завтра придешь пораньше.

Еще не успев подбежать к дому, Арун уже знал, что внутри пусто.

– Сона! – закричал он.

Она не ответила, и его тело охватила дрожь. Он бросился к соседям.

– Хема!

Женщина появилась на веранде.

– Что случилось? На тебе лица нет!

– Где Сона? Не у вас?

– Нет. К ней приходили две белые женщины, и она разговаривала с ними. Я не успела узнать, что им было нужно: прибежала Уша, дочка Даршана, что-то сказала Соне, и твоя жена пошла с ней.

– Давно это было?

– Не очень.

Арун направился к выходу.

– Может, подождешь Чару? Он скоро должен вернуться! – крикнула Хема вслед. – Пойдете вместе.

– Нет, мне нельзя медлить!

Арун отыскал Ушу в стайке играющих детей. Девочка ответила, что к ней подошли четверо незнакомых мужчин и, дав монету, попросили позвать Сону-джи к Гангу, мол, на берегу ее ждет муж с каким-то важным делом. Уша выполнила поручение, а что было дальше, не знает.

Подул резкий ветер, начался дождь. Он стучал по крышам так, что казалось, будто с неба сыплются камни. Время от времени, рассекая темный покров туч, сверкала огненная молния.

Арун бежал что есть мочи. Месил ногами густую грязь на дороге, продирался, выбиваясь из сил, сквозь колючую акацию, что росла на берегу. Одна-единственная мысль, будто острый нож, нанесла быстрый жестокий удар, а после прочно засела в мозгу. Если он не успеет, Сона умрет.

Молодая женщина тоже бежала. Каким-то чудом ей удалось вырваться из рук поджидавших ее мужчин. Они спросили, как ее зовут и чья она жена, а потом принялись рвать на ней сари и снимать с рук золотые браслеты. Они не скрывали своих дальнейших намерений. Сказали, что изнасилуют ее, задушат, а тело бросят в Ганг.

Еще день назад душа Соны сияла, как синий купол неба над головой, а сейчас погрузилась в глубокий беспросветный ужас.

Здесь река была не скованной гхатами, как в Варанаси, а бурной, свободной. Мутную воду окружали густые заросли колючего кустарника. Сердце Соны больно колотилось в груди. Молодая женщина слышала приближавшееся к ней тяжелое дыхание и почти физически ощущала, как чужие пальцы смыкаются на ее горле.