кто-то из вас получит желаемое. Я сделаю всё и больше не позволю кому-то умереть на тренировке…

— Это не ваша вина… — совсем уже разбито произнёс напившийся в стельку Вирд.

А затем тосты пошли по второму кругу. Снова вспомнили и Рьока, первого командира Чёртовой Дюжины, погибшего в первом же бою из-за яда, который просто не оставил никаких шансов на выживание.

Там же пал и Арит, которого в самом конце своим весом задавила поредевшая нежить. Измотанный и с немеющими руками, у него не было ардии, которая открыла бы второе дыхание, он упал и ему вырвали глаза с кадыком.

Хем тоже выкладывался на полную, никогда не жаловался на усталость во время тренировок. Но химере плевать. Твоя стойка никогда не будет столь же прочной, как у Воительницы из клана Праутеи, потому что ты простой смертный. Тварь утянула его вниз, после чего сожрала заживо, начиная с органов в брюшной полости, чтобы мучительнее и зрелищнее всё было. Монстров для этого специально и выводили.

Парс, Джанин Онфор, Виллет и Коделол с Инаром. Последнего пришлось убить дважды, ведь после смерти он ещё и поднялся, намереваясь прикончить своего товарища двуручным полэксом.

Не менее кровавым вышел и второй бой. Но он даже не особо и впечатлил зрителя, который одарил этиамариев по большей части холодным равнодушием. А ведь там же пали ещё шестеро, чья смерть оказалась бессмысленной: они не смогли дать желаемого зрелища. Но для Вирда они всё равно оставались товарищами, имена которых он лично и выводил ножом на каменной стенке: Азель, Брортобрс, Траут, Литтон, Малиэль и Кудо.

В третьем бою погибло ещё двое. При чём из-за сущей мелочи этого можно было избежать, но новички… Грус и Трой слегли и стали уроком для других.

Казалось вот, череда неудач закончилась. Чёртова Дюжина набралась опыта, костяк из ветеранов позволял справляться без серьёзных потерь. Появился резерв, благодаря которому можно было не пускать в бой неподготовленное мясо и заменить заболевших, ещё не оправившихся от ран и просто слишком усталых товарищей. И свою нишу найти удалось, травля преступников и зверей, эти выступления не сопряжены с высоким риском.

Но вот умирает Тамас, во время тренировки. Не из-за того, что его кто-то убил, просто тот не выспался и пропустил удар в голову, в висок. Смерть. Вот так просто оказывается умирают люди. Человеческий фактор, которого не удалось избежать.

И никому до этих имён нет дела. Как и абсолютное безразличие вызывают их истории. Ну а с другой стороны… Неужели стоит требовать от зрителя с трибун какого-то сострадания? Они видят этих этиамариев разок другой и даже лиц не различают, особенно лиц тех, кто в шлеме. Для них это моментное веселье, а Чёртова Дюжина так… массовка четвёртого плана.

Вирд это понимал, но всё равно ему было обидно. Для него за каждым именем скрывалась целая история, не такая интересная как у всяких чемпионов и героев… но, возможно, это совсем не так? Возможно, стоит просто выслушать и мнение изменится?

Этого узнать не удастся. Потому что Вирда даже слушать никто не станет.

Мастер

— Кхе-кхе… какие же раньше кисти хорошие делали, не то что эта жалкая капиталистическая подделка, созданная для выкачивания из меня денег, — всё продолжал кряхтеть мастер, на коленках ползая вокруг верхней части небесного колодца. — И что я должен каждый месяц свои кисти менять, потому что какой-то мудень решил сэкономить на… Ох, Этий его дери…

Огромный труд был проделан после активации последней ступени защиты Орта Миос. Также и Халсу’Алуби со своей Огненной Гвардией погуляли здесь на славу. Следы мощного группового заклинания подпортили сохранённую под этими свободами память, но и одновременно создали нечто новое, не менее великое. Колодец открывается не так уж часто, этот день запомнят надолго, главное максимально достоверно передать произошедшее и реставрировать сломанное прошлое.

Подобно тому, как фермеры тяжким трудом, своим потом и кровавыми мозолями засеивают и собирают урожай, мастер выводил каждый колосок на гигантском холсте, коим стало это святилище. Он прикладывал морщинистую руку как к физическому миру, заставляя помощников по сто раз переделывать очередную статую, после чего скрупулёзно на протяжении бессонных ночей лично орудовал своей кистью, создавая ментальный узор невиданной точности.

В изменении теней Кихариса нет какой-то особой сложности. Даже просто маг-недоучка с предрасположенностью, например, к стихии огня может отдаться эмоциям и менять реальность, чтобы та стала под стать больному и извращённому гневом разуму. Это просто, на это в той или иной мере способен буквально любой паресис.

Но лишь немногие достигают вершин, которые приоткрывают совершенное иные горизонты. Эти вершины не имеют ничего общего с большинством учений магов. И их достижение невозможно определить по разрушительности заклинаний. Чтобы создать бурю или мощную молнию, тоже много ума не нужно, лишь время и упорство, с коим первые варвары создавали великие и бессмысленные сооружения с помощью рабского труда, кладя камень на камень и получая примитивную пирамиду. Архаично, глупо, бессмысленно и совершенно несложно.

Однако некоторые используют свои навыки для чего-то большего, нежели постройки гигантской примитивной гробницы для гордого и глупого правителя. Говорят, эту способность вложила в смертных та половина Творцов, которые отвечали за созидание. И те, кто хотя бы притрагиваются к этому знанию, навсегда становятся куда выше любых генералов, королей и императоров.

Не существует какого-то сборника критериев и инструкций для достижения этой черты. Никто не знает, как достичь заветной вершины, просто в один серый день приходит понимание — что-то изменилось. При этом понимание никогда не приходит в одиночку, всегда его кто-то приведёт. Кто-то другой, в чьих глазах всё это и отразится.

Творения таких мастеров невозможно не заметить. Для этого не нужно быть даже паресисом, чтобы осознать присутствие легенды. Достаточно лишь взглянуть или находиться где-то неподалёку от рыцаря, вынувшего свой новый меч из ножен. Сверкающий и наполненный силой, он наверняка будет грозным оружием, ведь рыцари редко пользуются простой сталью.

Но этот меч, даже будь он из меди, сразу даст понять всем, что его создатель выковал нечто большее чем простое оружие. Этот клинок будет петь свою песню без слов в каждом движении, рассекая неуверенность и отгоняя самые мрачные мысли из душ. Возможно, он не будет сверкать, может и вовсе заржавеет, но что-то всё равно будет притягивать взор в окружении других мечей из магических металлов.

Творением не обязано быть грозное оружие, наоборот чаще всего этим становится нечто другое. Множество таинственных музыкальных инструментов существует в мирах, чьи ноты почему-то буквально живые. Каждый звук заставляет не просто испытывать давно позабытые чувства, но и меняться самых упёртых смертных.

Творение также может быть и вовсе нефизическим, в том плане, что его никогда и никто не пощупает. Даже в Эдеме знают про одного лицедея из самого из крупных миров. Некий волшебник и его труппа бродят по всему Эримосу, давая выступления в деревнях перед грязными земледельцами, а затем посещая столицы, куда их позвал очередной король или император. Его творением становится свет в глазах других. Своими выступлениями Терпсис даже ни раз останавливал самые кровавые войны.

И Густав также был из числа таких мастеров, но орудовал своей кистью, которой оставлял отметки повсюду. Целые истории длинной в века и тысячелетия находились в тенях Кихариса и привязывались к материальным объектам. И их мог лицезреть не только паресис, но и любой смертный, взгляд которого касался статуи, барельефа или просто пейзажа. Какими-то неподвластными простому разумению техниками он сразу выделял саму суть вещей в обычных историях, а его картины могли заставить измениться даже самого фанатичного паладина, если тот ещё не стал совсем пропащим.

Поэтому Густав и ползал здесь на коленках, ведь ему требовалось выложиться на полную. Это место ещё долго будет влиять на Орта Миос и оставаться неотъемлемой частью всего Эдема. Сменятся поколения, исчезнут расы и станут не нужны боги, но небесный колодец останется, даже если в какой-то день нужда в нём отпадёт. А значит он должен сиять до последнего или хотя