Напряженный голос брата заставил Аэлину повернуться к нему. Эдион вцепился в перила палубы так, что на загорелой коже проступили белые полосы шрамов.

– Оба встречались со мной в Террасене и в Адарлане. Если помнишь, король бросил меня в свою гнусную подземную тюрьму. Но почему-то на моей шее не защелкнули черный ошейник. Черное кольцо, подаренное королем, я заменил искусной подделкой, а он даже не заметил. Что ему мешало сделать меня своим послушным орудием? И ведь он наверняка знал, что ты явишься за мной. Не мог не знать.

– Король долгое время не трогал Дорина. Возможно, его доброта… если это слово здесь уместно… распространялась и на тебя. Наверное, король прекрасно сознавал: если тебя убить, я в отместку отправлю весь мир в преисподнюю. А ему туда не хотелось.

– И ты бы это сделала?

Однажды Рован сказал ей: «Те, кого ты любишь, – это оружие, которое будет обращено против тебя».

– Не трать понапрасну силы, думая о том, что могло бы случиться, но не случилось.

Аэлина понимала, что уклонилась от ответа.

– Я знал, какие ужасы творятся в Эндовьере, – продолжал Эдион. – Но когда я увидел надсмотрщика и услышал его слова… – У Эдиона задергался кадык. – А я ведь был совсем близко от соляных копей. В тот год мы с легионом целых три месяца стояли лагерем у самой границы.

– Еще раз тебе говорю: незачем тратить силы на прошлое. Важно другое: надсмотрщик был послан Эраваном с определенной целью. Темный король знает мое прошлое. Эраван хотел, чтобы мне об этом стало известно. Он показывал: в нужный момент он повернет мое прошлое против меня. Против нас. Если ему понадобится, пустит в ход все, что мы знаем.

– А если бы меня там не было, ты бы потом мне рассказала? – вздохнув, спросил Эдион.

– Не знаю. Ты бы и сам наверняка проснулся от выплеска моей магической силы. Я крепко по нему ударила.

– Такое кого хочешь разбудит, – усмехнулся Эдион.

Над кораблем с криками носились чайки. Убедившись, что угощения ждать бесполезно, птицы исчезли, и на палубе вновь стало тихо.

– Дарро говорил, что ты воевал под Фералисом, – сказала Аэлина, будто забыв, как сама же призывала не возвращаться к событиям прошлого.

Аэлина еще тогда хотела расспросить брата, но не могла решиться.

– Это было давно, – ответил Эдион, глядя не на нее, а на игру волн.

– Но тебе тогда едва стукнуло четырнадцать.

– Да, – только и ответил Эдион, сжимая зубы.

Под Фералисом происходило не сражение. Бойня. Каково было подростку убивать? А смотреть, как гибнут те, кого он знал с детства?

– Представляю, сколько всего тебе пришлось выдержать.

Эдион посмотрел на нее. Ни капли привычной задиристости, ни тени высокомерия.

– Фералис снится мне чаще остальных битв, – признался Эдион, царапая ногтем крошечный камешек, приставший к перилам. – Дарро старался не пускать меня в самое пекло, но нас теснили со всех сторон. Я не мог себе позволить отсиживаться в кустах.

Эдион никогда не признается, что Дарро пытался его оградить.

– Напрасно я спросила. Прости, – шепнула Аэлина, стискивая руку брата.

Больше – ни одного вопроса.

– Я с детства готовился к жизни воина, – пожал плечами Эдион. – Моя судьба была предрешена задолго до Фералиса.

Сколько Аэлина помнила, Эдион постоянно ходил с мечом и щитом.

И опять стало тихо, но тишина была тяжелой и какой-то утомительной.

– Я не упрекаю Дарро за то, что он фактически выгнал меня из Террасена, – сказала Аэлина. – На его месте я бы поступила точно так же.

– А я думал, ты собираешься сражаться против его указа.

– Сражаться – да. Однако… я понимаю, почему Дарро так поступил.

Эдион поглядел на сестру и сурово, по-солдатски, кивнул.

Аэлина дотронулась до висевшего на шее амулета, ощутила его силу. «Найди Замок», – вспомнила она слова Брэннона.

Хорошо, что Бухта Черепов находится по пути к эйлуэйским Каменным Болотам. И еще хорошо, что у предводителя пиратов есть магическая карта, начертанная прямо на ладонях. Карта, показывающая врагов, бури и… скрытые сокровища. Словом, все, что не хочет быть найденным.

Аэлина повернула руки ладонями вверх. На каждой – по шраму. Слишком много данных обещаний и принесенных клятв. Слишком много долгов, как не оплаченных ею, так и другими.

Что-то ждет их в Бухте Черепов… если они сумеют попасть туда раньше Эравана.

Манону Черноклювую разбудил шелест листьев, отдаленные крики потревоженных птиц и тяжелый запах перегноя. Пахло еще чем-то вроде очень старых деревьев.

Она со стоном открыла глаза. Сквозь густые кроны деревьев пробивались пятна солнечного света. Она узнала эти деревья. Ее окружал Задубелый лес.

Манона обнаружила, что по-прежнему находится в седле. Под нею распластался Аброхас. Шея дракона была выгнута так, чтобы следить за дыханием хозяйки. Едва Манона попыталась сесть, темные глаза дракона наполнились ужасом. Ведьма огляделась. Бока дракона были густо покрыты ее голубой кровью. Похоже, сознание она потеряла еще в полете и потом так и лежала на драконьей спине. Долго ли – этого она не знала.

Манона попыталась осмотреть раненый живот и тут же закусила губу, чтобы не вскрикнуть. У нее болели все мышцы. Из живота потекла теплая струйка. Выходит, стоило ей шевельнуться, как раны тут же открылись. Она не помнила, чтобы раны на ее теле затягивались так медленно.

В голове стучала тысяча кузнечных молотов, а во рту было настолько сухо, что язык едва двигался. Но она все равно должна действовать. Прежде всего – выбраться из седла. Насколько возможно, осмотреть раны. Потом добраться до воды.

Где-то совсем близко протекал ручей. Манона отчетливо слышала его шум. Может, Аброхас поэтому и приземлился здесь?

Чуя ее состояние, дракон беспокойно пыхтел. Каждое движение отзывалось болью в животе, но Манона все же прошипела сквозь зубы:

– Угомонись. Я в… лучшем виде.

Она понимала, что врет дракону и себе. Какой там «лучший вид»! Ее состояние нельзя было назвать даже приемлемым. Но она осталась в живых, а это уже что-то.

Все остальное: ее бабушка, отряд Тринадцати, крошанское наследие… С этим она разберется потом. Пока что она одной ногой стоит во тьме, и оттуда надо выбираться.

Манона снова легла на спину дракона. Ей было тяжело дышать. Каждый вдох и выдох сопровождались болью.

Нужно промыть раны и поискать способ остановить кровь.

Вся одежда Маноны состояла из кожаных доспехов и рубашки. У нее не хватало сил разорвать рубашку на бинты. Оставалось уповать на свое бессмертие, на способность крови противостоять заражению.