Тело и лицо теперь лишь отдаленно напоминали человеческие. Ищейка. Другого слова не подберешь. Достаточно взглянуть на громадные ноздри, на огромные глаза, лишенные век. Уж не сам ли Эраван вырвал ей веки? А рот… Вместо зубов – почерневшие корни. Язык мясистый и красный, такой, чтобы пробовать ветер на вкус. Из бледной спины гончей выдвинулись крылья. Оставалось лишь захватить Манону и взмыть с нею в небо.

– Видишь? – вкрадчиво спрашивала Ищейка. – Видишь, чтó он может тебе дать? Я способна чувствовать ветер, проникать в воздушные потоки до самой их сердцевины. Так я учуяла и тебя.

Левая рука Маноны зажимала рану в животе. Правая подняла меч.

– А ты, оказывается, хочешь доставить мне больше удовольствия, чем я думала, – тихо рассмеялась Ищейка.

За словами последовал выпад.

«Я жива, – думала Манона. – И живой останусь».

Манона отскочила назад, проскользнув между двумя деревьями, стоявшими почти впритык. Но то, что удалось ведьме, не получилось у Ищейки. Та застряла между стволами. Телячьи глаза сощурились от злости. Бледные руки с длинными когтями напрасно царапали кору. Пытаясь вылезти, Ищейка лишь сильнее застревала.

Наверное, Матерь всех ведьм продолжала участвовать в судьбе Маноны.

Крылья только мешали Ищейке. Маноне показалось, что стволы медленно смыкаются. Но проверять ей было некогда. Она побежала туда, где оставила Аброхаса. Боль сопровождала каждый ее шаг. Манона всхлипывала сквозь зубы. Сзади слышался треск, хруст и шелест обрываемых листьев.

До Аброхаса оставалось совсем немного. Манона крепко зажимала кровоточащую рану, боясь остановиться даже на несколько секунд, чтобы убрать в ножны Рассекатель Ветра. Дракон уже ждал ее. Манона никогда не видела Аброхаса таким испуганным. Он хлопал крыльями, готовый взлететь.

– Полетели, – шепнула Манона, пытаясь запрыгнуть на драконью спину.

Сзади с глухим стуком упало поваленное дерево. Ищейка все же выбралась из ловушки.

Нет, в ее состоянии ей не то что запрыгнуть – даже не вскарабкаться на спину Аброхаса. Оставалось забраться ему на лапу и, добавив себе боли, терпеть, пока острые когти не подцепят ее, не оторвут от земли и не перенесут к спине.

Внизу, под сапогами Маноны, затрещал воздух. Она не столько видела (слезы мешали смотреть), сколько чувствовала когти Ищейки, тянущиеся к ней. Но посланница темного короля опоздала.

Вопя от ярости, Ищейка отошла к краю полянки, намереваясь с разбегу взлететь. И тут Аброхас взмахнул крыльями. С окрестных деревьев на Ищейку посыпались листья и ветки.

Аброхас поймал восходящий поток и стал набирать высоту. Он словно знал, что нужно лететь на юго-восток, к равнинам…

Манона понимала: Ищейка недолго останется на земле. Аброхас тоже это понимал и приготовился к атаке.

Едва над кронами деревьев мелькнуло белое пятно, дракон камнем упал вниз. От его гневного рыка у Маноны зазвенело в голове. Не дав Ищейке увильнуть, Аброхас ударил ее своим могучим хвостом, железные шипы которого были покрыты ядом. Удар достиг цели.

На белые перепончатые крылья Ищейки хлынула черная гнойная кровь.

После удара Аброхас стал снова набирать высоту. Поверженная Ищейка полетела вниз. Возможно, только раненная. Возможно, умирающая. Маноне сейчас было безразлично.

– Я все равно до тебя доберусь! – донесся снизу скрипучий голос.

Эти слова еще долго звенели у Маноны в ушах.

Аброхас сделал всего одну посадку, чтобы хозяйка перебралась с шеи в седло и снова надежно закрепилась там. Небо оставалось чистым: ни драконов, ни Ищейки. В лучшем случае она уже никуда не полетит, а в худшем – будет долго оправляться от полных яда ран.

За спиной Маноны догорала последняя полоска заката.

– К берегу, – сказала она дракону. – В безопасное место.

У нее между пальцами снова текла кровь: обильнее, чем прежде. Через несколько мгновений Манона опять провалилась в темноту.

Пошла третья неделя их пребывания в Бухте Черепов. Казалось, для Рульфа они просто перестали существовать. Все просьбы о новой встрече оставались без ответа. Дорин так и не сумел приспособиться к здешнему жаркому и влажному климату. Ночь приносила лишь видимость прохлады. Нередко Дорин просыпался в поту. Днем он просто отсиживался в «Океанской розе», не рискуя выходить на улицу.

Поскольку Рульф отказывался их видеть, Дорин пытался наполнить дни более полезными занятиями, чем сетования на жару. Утром он упражнялся в магии, избрав тихую полянку среди буйных зарослей, в полутора лигах от города. Хуже всего, что Рован заставлял его одолевать это расстояние бегом – в оба конца. Когда они возвращались на постоялый двор, Дорину предоставлялся «выбор»: перекусить до или после других упражнений, которыми нагружал его неутомимый и неумолимый Рован.

Молодой король не представлял, как Аэлина выдержала несколько месяцев подобной муштры да еще влюбилась в сурового фэйского воина. Скорее всего, она и Рован обладали схожей чертой: обоим нравилось мучить себя и других.

Иногда к занятиям присоединялись Фенрис и Гарель. Правда, они не столько упражнялись, сколько зубоскалили насчет воинских достижений Дорина. В какие-то дни Рован терпел их присутствие, а бывало – рычал и требовал убраться.

Это имело свою причину. Даже здешняя жара не могла изгнать из снов Дорина кошмары минувших месяцев. Тогда липкий пот казался ему кровью Сорши, а прикосновение воротника камзола к шее было невыносимым. Дорин не знал: благодарить ли ему Рована за наблюдательность или ненавидеть фэйского принца за подобную доброту.

Ближе к вечеру, когда спадала жара, Рован тащил его в город. С одной стороны, это тоже было упражнением. Рован учил Дорина передвигаться, не привлекая к себе внимания. В особенности внимания людей Рульфа. Помимо этого, они узнавали новости (включая сплетни и слухи). Рован собирал сведения об армаде пиратского короля. На острове сейчас находилось семеро капитанов его потрепанного флота. Восемь, считая самого Рульфа. Кораблей в гавани – и того меньше. Кто-то сбежал после вторжения валгов, кто-то покоился на дне гавани вместе со своими потопленными судами.

Доходили вести и из Рафтхола. Бóльшая часть города лежала в развалинах. Власть в адарланской столице нынче принадлежала ведьмам. Знать и богатые торговцы устремились в свои загородные поместья, бросив городскую бедноту на произвол судьбы. Ведьмы держали под наблюдением городские ворота и причалы, что исключало всякую возможность незаметного проникновения в Рафтхол. А по Авери из Ферианской впадины приплывали корабли, везшие солдат и странных существ, которые были не прочь поохотиться на городских улицах.

Затевая войну, Эраван рассуждал как опытный стратег. Старался предусмотреть все для сражений на суше и на море. По мнению Рована, корабли, прибывавшие в Рафтхол по реке, были слишком малы для морских битв. Те, что стояли в бухтах Мертвяка, составляли лишь часть армады Эравана. Где же прочие? Куда вдруг подевался адарланский флот?