И услышала в ответ:

– Говорите быстро, кто вы и что вам нужно?

Голос у старого мастера оказался неожиданно молодой, но про нрав его молва не лгала.

– Что значит – старинное? Век, год – конкретнее! – спросил он, нетерпеливо выслушав мою нижайшую просьбу взглянуть на старинное ожерелье. – И что значит – взглянуть? Оценить состояние, определить мастера, продать, починить, переделать, заменить камни?

– Нет, нет, ничего такого сложного, просто посмотреть и назвать примерную стоимость, – промямлила я.

– Делать мне больше нечего! – пробурчал Валаамов Осел. – Ладно! В пятнадцать часов я хожу обедать в ресторан «Белый буйвол», подходите точно к этому времени, я уделю вам десять минут или четверть часа, пока будет готовиться мой заказ.

И вредный дед положил трубку.

– Фу-ты ну-ты, ревматические ножки гнуты! – Я гневно плюнула, но место и время постаралась запомнить: ресторан «Белый буйвол», ровно пятнадцать ноль-ноль.

– Что-то поздно обедает дедушка, – заметил мой здравый смысл, однако возражений против назначенной встречи не высказал.

Его другое волновало:

– Ты же не будешь в ресторане бриллиантами сверкать? У Валаамова Осла, может, и хорошая репутация, но там вокруг будут и другие люди, не стоило бы напрашиваться на неприятности.

– Ты принимаешь меня за идиотку?

– Нет, что ты! – искренности в этом возгласе не было ни капельки. – Как сказал наш брат Виктор Эммануил, ты, Люся, образец предусмотрительности и рассудительности!

– Разумности, – поправила я, потому что хорошо запомнила лестные слова братца.

Просто вот за эти качества меня никогда еще никто не хвалил.

– По дороге в «Белый буйвол» я зайду в банк, арендую ячейку, оставлю в ней брюлики, а Валаамову Ослу покажу фото в мобильнике, – озвучила я свой план. – Если он такой замечательный специалист, то и по фотографиям как-то сориентируется.

– Очень приблизительно.

– А мне сейчас и не нужна оценка с точностью до пенни.

– Тогда действуй, как решила.

И к ресторану я подошла уже налегке – без бутылки, в которой лежал футляр, в котором лежали бриллианты. В которых я была необыкновенно хороша… Пардон, отвлеклась.

В «Белый буйвол» я вошла в 15.03, решив дать Валаамову Ослу пару минут на то, чтобы устроиться в стойле. И еще минуту у меня занял подъем по выложенным терракотовой плиткой ступеням лестницы – пирамидальное здание ресторана напоминало о величественных сооружениях ацтеков и инков с положенными им по стилю архитектурными излишествами.

– Я к Валаамову, – сообщила я метрдотелю, в последний момент проглотив слово «ослу». – К Модесту Игоревичу.

Метр смерил меня надменным взглядом и, явно неправильно оценив мой румянец и тяжелое дыхание, красиво вздымающее грудь, усмехнулся с пониманием и презрением одновременно:

– Вторая кабинка, для лучшей звукоизоляции, пожалуйста, задерните шторку на двери изнутри.

– Он принял тебя за продажную женщину, – информировал меня мой здравый смысл.

– Какая прелесть! – восхитился мой авантюризм. – Может, вернемся и плюнем ему в морду?

– Нет, Люся сама виновата, – вздохнула совесть. – Говорила нам прабабушка не ходить по ресторанам с мужчинами…

– Всем молчать, мой выход! – скомандовала я и постучалась в дверь с мозаичным Кецалькоатлем, затейливо изогнувшимся в форме цифры «два». – Можно? Добрый день!

– Заходи и закрой дверь.

Я вошла в маленькую комнатку, щедро декорированную пестрыми ковриками, деревянными масками, затейливой резьбой и сусальным золотом, отметив, что человек за столиком с интерьером не гармонирует. И с моим представлением о старичках тоже: на глаз я ему дала бы лет сорок, не больше.

– Ну, знаешь, если рано начать половую жизнь, то стать дедом можно и в тридцать, – ворчливым голосом с интонациями Ба Зины заметил мой здравый смысл.

– Садись, – велел сорокалетний дед в двубортном костюме, сидящем на нем без изящества: дедуля оказался крупноват. – Пей!

– Спасибо, не надо…

– Я сказал – пей! За пустым столом не разговаривают! Пей, это не алкоголь, а мексиканский напиток из риса, называется хорчата. Звучит странно, но на вкус ничего так. Давай-давай, схарчи хорчату! – Валаамов басовито засмеялся.

Я пригубила нечто, с виду похожее на разведенное молоко. А и правда ничего так, освежающий сладковатый вкус!

– Пей до дна, пей до дна! – захлопал в ладоши придурковатый дед.

– Да вылакай ты уже эту бурду, а то он не отстанет! – рассердился мой здравый смысл.

Я послушно выпила рисовое молочко, поставила стакан на стол и потянулась за салфеткой, чтобы стереть предположительно образовавшиеся белые усы, но отчего-то промахнулась мимо салфетницы да еще и покачнулась на стуле.

– Все, берем ее, – поднимаясь из-за стола, скомандовал Валаамов.

Из-за домотканых ковриков на стенах выступили две фигуры… Или одна?

– У меня в глазах двоится, – пожаловалась я, не помогая, но и не мешая неопределенному количеству лиц транспортировать меня к темной нише, оказавшейся входом в маленькую спальню с большой кроватью и одной сплошь зеркальной стеной.

– А прабабушка ведь предупреждала! – тоненьким голосом на задворках сознания бессильно взвыл мой здравый смысл, но я не успела как следует испугаться.

Одна из зеркальных панелей сдвинулась, открывая еще одну потайную комнатку. Из мебели в ней были только мягкие кресла, расставленные вдоль прозрачного стекла, как перед театральной сценой.

– Это для тех, кто любит смотреть, – пояснил мой неубиваемый авантюризм.

А меня уже вели дальше – в узкий коридор, к заднему выходу, в укромный дворик, к ожидающей там машине.

– То есть не всем приходится карабкаться по лестнице? Некоторые просто подъезжают к специальному входу на машине? – возмутился вскрывшимся социальным неравенством мой здравый смысл.

– Ты лучше скажи, что мне делать, – попросила я его, с трудом ворочая языком.

– Молчать и не рыпаться, – со смешком посоветовал кто-то мне в ухо.

Рыпаться-то хотелось, но никак не моглось.

Глаза сами закрылись, сознание прощально посигналило и мягко отъехало.

– Комод, ты сколько порошка в пойло вбухал? На себя готовил, что ли?

Дзынь. Я включилась.

– Пойло – напиток, вбухал – положил, порошок – какое-то снадобье, Комод – явно кличка, – тихо затарахтел рассудительный голос у меня в голове. – Люся, это какие-то уголовники.

– Просыпаемся, просыпаемся! – Меня похлопали по щекам, и я дернулась, отстранясь от неласковых рук. – Доброе утро, красавица!