Я слушала ее, ушам своим не веря. Неужели она тоже сошла с ума?

— Кейт Рид, ты слишком долго работала в газете, — наконец отрезала я. — Похоже, это не прошло для тебя даром. Но в успехе твоего расследования сомневаться не приходится. Наверняка ты сможешь проникнуть в психиатрическую клинику в качестве пациентки. Для того чтобы убедить Джона Сиварда в твоем безумии, не понадобится особого труда.

— Мина, саркастический тон тебе совершенно не идет, — буркнула Кейт.

Судя по ее обиженному выражению, мне удалось задеть ее за живое.

— Да, я журналист, и я никогда не забываю о своей работе. Мой долг — разоблачать тех, кто своей деятельностью наносит вред другим людям. А если жертвами ученых варваров становятся женщины, — в случае, который нас интересует, это именно так, — я готова на все, чтобы вывести их на чистую воду.

— Прости, если я тебя обидела. Но сейчас мы прежде всего должны думать о Люси и Джонатане, а не о каких-то там газетных бомбах.

— Одно не исключает другого, Мина. Надеюсь, ты не считаешь, что мне наплевать на Люси и твоего мужа. Но меня волнует и участь прочих пациентов частных клиник, которые находятся в полной власти докторов, заразившихся от них сумасшествием. Конечно, некоторые из этих клиник — всего лишь тихие и комфортабельные пристанища для богачей, которые нуждаются в восстановлении сил после бурно проведенного сезона. В таких заведениях с удовольствием проводят время взбалмошные дамочки вроде миссис Вестенра. Забавная была особа, правда? Конечно, когда вспоминаешь об умерших, полагается ограничиться восклицанием «Упокой Господь ее душу», но я ненавижу ханжество!

— Кейт!

— Мина, неужели тебе никогда не надоедает изображать из себя благонравную молодую леди? — огрызнулась Кейт. — Ладно, вернемся к нашему разговору. Насколько мне известно, иногда психиатрическая клиника становится для человека местом пожизненного заключения. Подобная участь хуже рабства на галерах. Мне давно хотелось об этом написать, да Джейкоб отговаривал. Говорил, такая статья сыграет на руку церкви, ведь попы в течение столетий пытались запретить медикам использовать для своих исследований трупы. По его мнению, мы не должны ставить палки в колеса научному прогрессу, какими бы жестокими средствами он ни достигался.

— Кейт, газетные разоблачения меня не волнуют. Я хочу одного — помочь своему мужу и выяснить, что послужило истинной причиной смерти Люси.

Вокруг нас люди, сидя за столиками, смеялись, болтали и с аппетитом поглощали содержимое своих тарелок. Некоторые ловко орудовали ножами и вилками, другие, вцепившись пальцами в косточку, объедали с нее сочное мясо. Почему-то, глядя на это, я вспомнила об оскорбительных ласках, которым подвергалось обнаженное тело Люси. Глаза мои затуманились слезами.

— Если в память о Люси мы сумеем разоблачить тех, кто виноват в ее смерти, это будет воистину благое дело, — донесся до меня голос Кейт.

— Надеюсь, ты не ожидаешь, что ради твоего расследования я позволю подвергнуть Джонатана процедурам вроде той, что описала Люси, — пробормотала я, глядя в сторону.

— О, с мужчиной они не станут делать ничего подобного, — возразила Кейт. — По крайней мере, без его согласия. К тому же ты всегда будешь рядом, и если доктора зайдут слишком далеко, сумеешь им помешать.

Глаза Кейт полыхали огнем воодушевления. Новая идея захватила ее полностью. Пока я доедала свое мясо, она тараторила без умолку, так, словно я уже была согласна со всеми ее планами.

— У нас, женщин-журналистов, есть одно важное преимущество, — заявила она. — Никто не принимает нас всерьез, ибо на каждой женщине от рождения лежит клеймо безмозглого создания. Если в разговорах с представителями своего пола мужчины, как правило, бывают крайне осмотрительны, с нами у них развязываются языки! Женщине любезнейший доктор Сивард с легкостью выложит всю правду о смерти Люси. Особенно если этой женщиной будешь ты, моя неотразимая Мина. Стоит тебе пустить в ход свое обаяние, наш эскулап точно расколется. Кстати, светские дамы обожают посещать лечебницы для душевнобольных. Тебе всего лишь придется убедить доктора Сиварда, что ты тоже хочешь помочь страждущим.

Кейт перевела дух и с улыбкой взглянула на меня.

— Мина, я знаю, ты готова мне помочь. Признайся, ты даже хочешь этого.

Говоря откровенно, та часть моего существа, которая прежде толкала меня к участию в журналистских авантюрах Кейт, ныне не могла противиться исходившему от нее энтузиазму.

— Что ж, признаюсь, я на многое готова, чтобы выяснить, как прошли последние дни Люси. Но обещать, что обеспечу тебя материалами для статьи, я не могу!

— Тем не менее, Мина, именно благодаря тебе нужные материалы попадут мне в руки. На этот счет у меня нет никаких сомнений. Ты вечно делаешь вид, что мои слова приводят тебя в шок, но на самом деле у нас с тобой много общего!

Приняв мое молчание за одобрение, Кейт промокнула губы салфеткой и продолжала:

— Будь спокойна, искусству сбора информации я тебя обучу за пять минут. В том, что ты окажешься способной ученицей, я абсолютно уверена. Главное — отказаться от милой женской привычки заполнять любую паузу в разговоре бессмысленной болтовней. Говорить — дело наших невольных осведомителей, а твоя задача — ничего не упустить.

— Не представляю, как ты сама справляешься с подобной задачей, Кейт! Разве ты способна держать язык за зубами? — не преминула я слегка поддразнить подругу. — По-моему, когда ты берешь интервью, ты говоришь намного больше своего собеседника.

— Разные ситуации требуют разной тактики, — парировала Кейт. — Я предлагаю тебе ту, которая отвечает нашему случаю. Грубый напор здесь не пройдет. К тому же напористость не соответствует твоему характеру. Ты ведь обожаешь строить из себя прелестную скромницу. Вот и продолжай в том же духе. Мило улыбайся, опускай глазки и держи ушки на макушке. Если разговор смолкнет, не пытайся его оживить. Иногда, стремясь прервать неловкое молчание, люди заговаривают о самых неожиданных вещах!

16 октября 1890.

Мы прибыли в Линденвуд на закате. Клиника располагалась в Пурфлите, на самом берегу Темзы. Со всех сторон ее окружали разного рода промышленные предприятия — зерновые мельницы, мельницы, моловшие костяную муку, мыловарни, кожевенные фабрики. Бесчисленные трубы извергали в небеса клубы серого дыма. Лучи заходящего солнца с трудом пробивались сквозь эту плотную завесу. Когда мы ехали по дороге, тянувшейся вдоль реки, я заметила, что на поверхности воды плавают клочья грязной пены и мусор. Темза ускоряла здесь свое течение, словно желая как можно быстрее миновать эту угрюмую местность.

Впрочем, сама лечебница не соответствовала своему невзрачному окружению. Со всех сторон ее окружали высокие каменные стены, потемневшие от времени и копоти. Высокие деревья, росшие вдоль ограды, переплетаясь ветвями, защищали маленький оазис тишины и спокойствия от современного индустриального мира. В конце длинной подъездной дорожки виднелся старинный особняк из известнякового кирпича. Впрочем, я отнюдь не уверена, что скромное название «особняк» подходило этому зданию, напоминавшему своим обликом феодальный замок. Затейливый его фасад украшали стрельчатые арки, по углам возвышались четыре изящные башенки. Доктор Сивард рассказывал мне, что особняк этот в конце прошлого столетия был построен неким аристократом, обладавшим весьма эксцентричным характером. В своем завещании этот чудак выразил желание, чтобы в доме после его смерти была устроена лечебница для душевнобольных, и выделил на ее содержание значительную сумму.