Взаимная критика, подчас довольно острая[333], не воспрепятствовала, однако, действительным усилиям обеих сторон по преодолению конфликта. 1–2 августа 1957 года Хрущев и Тито встречаются в доверительной обстановке в Румынии, впервые после ноября 1956 года[334]. Новые осложнения в отношениях КПСС и СКЮ возникли вследствие отказа югославов, вопреки первоначальным заверениям, поставить подпись под итоговой Декларацией московского Совещания компартий социалистических стран (ноябрь 1957 года). Еще больше повлияло на ухудшение отношений принятие весной 1958 года новой Программы СКЮ, признанной в СССР ревизионистской, в том числе в силу своей трактовки блоковой политики, т. е. фактически постановки на одну доску противостоящих военных блоков – НАТО и Организации Варшавского договора. Критика югославского «ревизионизма» достигает своей наивысшей в послесталинский период отметки весной-летом 1958 года Югославская модель самоуправления отождествлялась со «стихийностью и самотеком» в социалистическом строительстве, отрицанием руководящей роли партии и диктатуры пролетариата, апологией мирного врастания элементов капитализма в социализм. Согласно оценке КПСС, выраженной в одном из внутрипартийных документов, «СКЮ не является марксистско-ленинской рабочей партией. Это скорее мелкобуржуазная партия с преобладанием крестьянских тенденций»[335]. Ухудшение отношений сказалось на экономических связях, что проявилось в одностороннем пересмотре планов экономического сотрудничества и отсрочке в предоставлении обещанного Советским Союзом Югославии кредита. Вместе с тем 4 мая на заседании Президиума ЦК КПСС была однозначно выражена позиция: «мы и сейчас все будем делать, чтобы поддерживать дружбу, но не только от нас зависит»[336].

На майском пленуме ЦК КПСС 1958 года Хрущев отмежевался от платформы Молотова в 1955 году, подтвердив правильность проводившейся линии на сближение с Югославией. «Нам надо сделать все, что в наших силах, чтобы не отдать Югославию в империалистический лагерь. Путем воздействия на членов СКЮ, на югославский народ, своей терпеливой товарищеской критикой ошибок руководителей Югославии добиваться исправления их ошибок», – говорил он[337]. В закрытом письме ЦК КПСС парторганизациям КПСС о советско-югославских отношениях (май 1958 года) отмечалось, что критика югославского ревизионизма «не должна вылиться в крикливую перепалку; не следует размениваться на мелочи, задевать национальные чувства югославов. Критика должна быть принципиальной, аргументированной и вестись в спокойном тоне, не впадая в крайности 1949–1953 годов»[338].

В дальнейшем критика идет на спад. Как отмечалось в документе ЦК КПСС, относящемся к апрелю 1959 года, «нет необходимости уделять в нашей печати много внимания политике руководства Югославии. Больше того, повышенное внимание к Югославии отвечало бы интересам югославских руководителей, желающих, чтобы об их политике и идеологии много писали, чтобы их политика занимала все более видное место, что не отвечает ни удельному весу Югославии на международной арене, ни влиянию югославских руководителей в международном рабочем и коммунистическом движении»[339]. Известно, что критика югославского «ревизионизма» нашла отражение в итоговом документе московского Совещания компартий 1960 года, звучала в докладах Н. С. Хрущева на XXI (январь – февраль 1959 года) и XXII (октябрь 1961 года) съездах КПСС, как и в некоторых выступлениях советских лидеров на съездах зарубежных компартий. Более того, без антиюгославского выпада не обошлась и новая Программа КПСС, принятая в 1961 году. По сути, критика югославского «ревизионизма» стала на некоторое время общей советско-китайской платформой, встав на которую, руководство КПСС преследовало важную тактическую цель – предотвратить открытый конфликт между СССР и Китаем. Однако принесение, довольно беспринципное, дружбы с югославами «в жертву» единству с КПК оказалось совсем не эффективным, лишь на считаные месяцы отсрочив разрыв между двумя державами, соперничавшими в борьбе за гегемонию в мировом коммунистическом движении. От этой тактики в Москве вскоре отказались как от не оправдавшей себя.

Между тем осенью 1961 года происходят события, способствовавшие новому советско-югославскому сближению. В сентябре в Белграде состоялся саммит неприсоединившихся стран, на котором был принят программный документ, давший основания официальной Москве воспринимать движение неприсоединения в качестве своего потенциального союзника в противостоянии империализму. Вызвала удовлетворение и антизападная риторика Тито, проявившаяся в его выступлении на этом совещании. Руководство СКЮ в свою очередь позитивно восприняло новую волну критики в СССР сталинской политической практики, нашедшую отражение в решениях того же самого XXII съезда КПСС, который включил в принятую Программу КПСС дежурный антиюгославский выпад[340].