Известно, что еще до XX съезда КПСС, 14 января 1956 года тот же Чжоу Эньлай сделал программное заявление, в котором выступил против абсолютизации советского опыта, за более творческое его применение, призвал ученых-обществоведов к изучению специфики продвижения Китая к социализму. Это выступление не только обозначило усиление национально-коммунистических тенденций в идеологии КПК, оно положило начало некоторой временной либерализации политики в отношении интеллигенции, причем процесс этот не был прерван и XX съездом КПСС – при всем несогласии лидеров КПК с хрущевскими методами разоблачения Сталина. Неудовольствие результатами XX съезда отнюдь не означало отказа от ранее избранной линии на поиски собственных путей к социализму и некоторое дистанцирование от советского опыта. XX съезд, напротив, только стимулировал проведение этой линии.

25 апреля Мао выступил на Политбюро ЦК КПК с программной речью «О десяти важнейших взаимозависимостях», которая впервые была опубликована только в год его смерти – в 1976 году Большое внимание он уделил необходимости теоретического осмысления специфических особенностей продвижения страны к социализму. Условия, сложившиеся после XX съезда, воспринятого им как проявление кризиса в КПСС, китайский лидер использовал для того, чтобы впервые отчетливо заявить о себе как о теоретике мирового коммунистического движения. Со ссылками не только на работы Мао, но и на конфуцианское философское наследие в аппарате ЦК КПК формулируются новые принципы культурной политики, вырабатываются формулы: «пусть расцветают сто цветов», «позвольте каждой птице петь», «пусть соревнуются сто школ» и т. д., которые могли быть не без оснований восприняты как определенный поворот к плюрализму, провозглашение некоторой соревновательности идей в общественных науках, стремление к преодолению догматизма[358]. Больше внимания стало уделяться опыту строительства социализма не только в СССР, но и в других странах, включая титовскую Югославию. В июне на заседании Всекитайского собрания народных представителей зам. премьера Госсовета КНР Чен Жюн говорил о том, что плановая экономика не исключает элементов свободного рынка в сфере торговли. На 1957 год планировалась реформа, в соответствии с которой промышленные предприятия могли заключать с предприятиями торговли соглашения о сбыте произведенной продукции. Китайский социализм переживал в 1956 году свой «розовый период», чему способствовали относительная, хотя и временная стабилизация к середине 1950-х годов экономического положения и политической системы КНР. Мало что в политической жизни Китая в это время предвещало ужасы «большого скачка» и «культурной революции».

Внешняя политика КНР в этот период не противоречила принципам формирующегося движения неприсоединения, в первых программных документах этого движения и прежде всего в Бандунгской декларации 1955 года нашли отражение те же формулы, что и в соглашении между Китаем и Индией по Тибету (1954 год). Стремясь к укреплению своего влияния в мире, КНР, не имевшая членства в ООН, где место Китая занимал до начала 1970-х годов представитель чанкайшист-ского режима Тайваня, активизировала в середине 1950-х годов связи с азиатскими странами, проводившими политику неприсоединения.

Таким образом, не только КПСС, но и КПК не избежала в середине 1950-х годов новых веяний, хотя ее руководство в отличие от Хрущева не уставало подчеркивать правильность и обоснованность своей прежней политики[359]. На протяжении 1956 года из Пекина исходили разноречивые импульсы, на китайский пример могли ссылаться в странах Восточной Европы отнюдь не только сталинисты, недовольные XX съездом КПСС и бравшие на вооружение охранительную по духу статью «Женьминь жибао» от 5 апреля. Некоторые новые лозунги, провозглашенные КПК, были притягательны и в оппозиционных, реформаторских кругах, причем здесь акцент делался, конечно, не на защите китайскими коммунистами Сталина, а на поисках ими собственного пути и критическое отношение к советской политике. Импульсы, исходившие из Пекина, при всей их противоречивости свидетельствовали прежде всего о том, что Китай не только стремится к выработке своей специфической модели социализма, но и претендует, не идя пока еще на конфронтацию с СССР, на более значительную роль в мировом коммунистическом движении, пытается ослабить свою зависимость от «старшего брата».

Состоявшийся в сентябре 1956 года в Пекине VIII съезд КПК привлек большое внимание в мире, ход его работы и решения в целом подтверждали оптимистические ожидания сторонников либерализации социализма. В странах Восточной Европы съезд вызвал живой интерес, особенно подробно освещали его работу реформаторски ориентированные органы прессы в Польше и Венгрии, подававшие информацию из Пекина таким образом, что съезд КПК способствовал воодушевлению приверженцев далеко идущих реформ в русле социалистического выбора. Последние нередко апеллировали к китайскому опыту в противовес советскому. Достаточно велик был интерес к политике КПК и более широкого общественного мнения. Член Политбюро Центрального Руководства ВПТ И. Ковач, выступая в начале октября на массовом митинге на заводе «Ганц», «обратил внимание, что рабочие охотно и живо откликались на его сообщение об успехах в Китае, но встретили холодным молчанием ту часть его выступления, где говорилось о Советском Союзе»[360]. Аналогичной была ситуация в Польше. Советник посольства КНР в Варшаве доносил 23 октября представителям руководства своей партии, прибывшим в этот день в Москву, о том, что видел на варшавских улицах плакаты «Мао поддерживает нас»[361]. Едва ли было бы преувеличением утверждать, что в сентябре – первой половине октября 1956 года китайское влияние в Венгрии и Польше росло пропорционально ослаблению советского влияния, а в общественном мнении было больше симпатий к Китаю, чем к СССР. Именно в реакции лидеров КПК на обозначившиеся в середине осени в этих странах острые кризисные явления наиболее отчетливо проявился рост амбиций китайской компартии, начавшей претендовать на равное или близкое к равному с КПСС положение в мировом коммунистическом движении[362].