Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На пролетах лестницы, застывшие в мраморе, их приветствовали Дионис с чашей в руках и Ариадна, увенчанная венцом. Все складывалось как нельзя лучше. В чем-то с Дионисом они были похожи — тот тоже в свое время похитил прекрасную Ариадну, чтобы вступить с ней в брак.
Прошли в номер, благоухавший свежими букетами хризантем. Леонид, едва справляясь с нарастающим желанием, обнял девушку за плечи и притянул к себе.
— Ты торопишься, милый, — с придыханием заметила Элиз. — Сейчас ты напоминаешь нетерпеливого гимназиста. Давай пройдем в комнату.
Неожиданно в глубине комнаты полыхнуло пламя от свечей.
«Что за дьявол!» — невольно выругался Варнаховский.
В проеме двери, сжимая в правой руке револьвер, а в левой — канделябр с тремя свечами, стоял Всеволод Рачковский. Лицо его выглядело суровым. Отстранившись, Элиз с ужасом наблюдала за приближающимся агентом.
— Рачковский, может быть, вы мне объясните, что все это значит?! — гневно произнес Варнаховский, чувствуя себя совершенно беспомощным под направленным в грудь пистолетом.
— Все изменилось, поручик, вы теперь лишний. Что поделаешь, у большой политики свои правила. — В его голосе прозвучали нотки сожаления. — Если бы вы стали болгарским царем, тогда мы оберегали бы вас, как могли; а так получается, что на политическом поле вы стали лишней фигурой и даже компрометируете августейшую фамилию.
— Чего же вы медлите? Стреляйте! Только ради всего святого, не трогайте Элиз, она здесь ни при чем, вы сами прекрасно это знаете.
— Знаю, поручик, знаю, — произнес Рачковский, опуская револьвер, — и поэтому я здесь. Несколько дней назад мною была получена депеша с приказом разыскать и убрать вас. Признаюсь откровенно, в какой-то степени я даже привязался к вам. А потом, меня всегда поражали ваши хитроумные мошеннические комбинации. С таким даром вам прямая дорога в заграничный отдел разведки. Жаль только, что в Петербурге посчитали по-иному, а убедить директорат в обратном я не сумел.
— Что же вас останавливает?
— Вы мне симпатичны, Варнаховский, я пришел предупредить вас. Считайте мое появление в гостинице неким подарком к вашим прежним заслугам. У вас всего лишь несколько часов. Утром я просто обязан буду отдать приказ о вашем устранении. Вас будут искать по всей Европе; уверен, что вам не удастся спрятаться даже в тюремном замке. Агенты первой экспедиции не успокоятся до тех самых пор, пока не устранят вас.
— Спасибо за предупреждение, князь… Не ожидал от вас подобной любезности.
Рачковский грустно улыбнулся.
— Знаете, я сам не ожидал от себя подобного. Во всяком случае, прежде я ни разу не нарушал приказа.
— Куда же вы советуете мне съезжать?
— Полагаю, что лучше всего в Америку. Это едва ли не единственное место на земле, где вас не будут искать. Кроме того, таких, как вы, там наберется немало. Если вы промедлите хотя бы на час, — Рачковский развел руками, — то вам не поможет даже Богородица.
— Я вас понял. Как вы меня нашли? Шереметев?
Рачковский печально улыбнулся:
— Мы с ним старинные приятели. А теперь позвольте откланяться… — Протянув канделябр Варнаховскому, князь сказал: — Это вам.
И походкой прирожденного аристократа вышел из номера.
До отъезда курьерского поезда на Марсель оставалось ровно два часа. Самые нетерпеливые уже осаждали длинное здание вокзала, а некоторые из них — очевидно, особо романтичные натуры — вышли на перрон. Есть в этом нечто такое — встречать поезда, пусть даже это не твой состав.
— Дорогая, побудь здесь немного, я скоро подойду, — сказал Варнаховский, бережно взяв ладонь Элиз в свою.
В глазах девушки промелькнуло беспокойство.
— Ты меня не оставишь?
— Как ты могла подумать такое? Я хоть и авантюрист, но с честью у меня все в порядке, — с улыбкой заметил Варнаховский.
— Иногда ты называешь меня Ариадной, — упрекнула Элиз.
— Верно, — легко согласился Леонид, — потому что ты невероятно красива.
— Но, по легенде, Тесей оставил Ариадну спящей, потому что не захотел брать ее с собой в Афины.
— Ты слишком часто читаешь мифы. Не забывай, в этой сказке есть и вторая версия: Дионис украл у Тезея Ариадну, в которую был бесконечно влюблен, чтобы жениться на ней. — Варнаховский подошел к девушке вплотную и, обхватив ладонями ее голову, продолжил: — Я скорее Дионис, чем Тезей…
— Я это знаю.
— Не переживай, все будет хорошо.
* * *
Варнаховский пересек привокзальную площадь и направился в сторону большого тихого здания с небольшими узкими окнами, в котором располагалась городская больница. Уверенно прошел через металлическую калитку и направился в здание морга — одноэтажное вытянутое белое здание. Дверь морга оказалась открытой. В небольшом помещении, пропахшем тленом и химикалиями, кряжистый широкоплечий санитар пил чай из закопченной кружки, сидя за низким столиком.
— Вы к кому? — удивленно спросил он.
Леонид слепил горестное лицо:
— Дело в том, что я пришел к кузену; мне сказали, что его поместили сюда.
На лице санитара отразилось дежурное сочувствие, исчезнувшее со следующим глотком чая.
— Вот оно как, — не то посочувствовал, не то порадовался он. — Когда же поступил ваш кузен?
— Мне сказали, что где-то с неделю назад.
— Ишь ты, как раз на праздники приходится… В это время у нас всегда много покойников. Где же его тут отыщешь! У нас ведь сюда разные поступают: с больниц, с богаделен, в драках порезанных много, бродяг всяких, беспаспортных… Не оставлять же их на улице!
— Не оставлять, — охотно согласился Варнаховский.
— Так что не успеваем хоронить. Как же его звали?
— Феликс. Но при себе паспорта у него не было, по приметам отыскали.
— Ах, вот оно что… А как он выглядел?
— Похож на меня, роста такого же, немного помоложе будет.
Махнув рукой, санитар сказал:
— Да они теперь все на одно лицо.
— Могу я попрощаться с кузеном?
— С этим делом у нас строго, — замялся санитар, вытирая ладони о край халата. — Разрешение начальства требуется.
— Так ведь сейчас никого нет.
— То-то и оно что нет, придется вам подождать до утра. А там уж и посмотрите.
— Его заберет моя сестра. Сегодня я уезжаю в Милан, мне бы только попрощаться… — Сунув руку в карман, Леонид Варнаховский вытащил два флорина. — Вот, возьмите, это вам за хлопоты, только поймите меня правильно.
Санитар тыльной стороной ладони потер на скуле проступившую седую щетину, а потом обреченно вздохнул: