— Подайте мне коня, Джеймс, живо!

Пока конюх седлал его лошадь, граф мысленно прикидывал, на сколько Арабелла его опередила. Его гнедой жеребец арабских кровей всегда побеждал в скачках, но этот чертов Люцифер, выносливый, как десять лошадей, и быстрый, как ветер, будет уже в соседнем графстве, прежде чем ему удастся добраться до конца аллеи.

— Скорее, Джеймс!

Он придушит ее собственными руками.

Нет, сначала он будет кричать на нее, пока она не упадет ему в ноги и не признается в своем предательстве. Ему хотелось, чтобы она раскаялась в содеянном, чтобы сказала ему, что совершила ошибку, чтобы попросила у него прощения и пообещала загладить свою вину.

Ему хотелось увидеть ее — просто увидеть и сказать ей, что он все понял. Он яростно тряхнул головой. Что с ним творится? Он совсем переменился — он почти готов простить ее. Да, он по-прежнему хочет прикончить Жервеза, но не ее, не Арабеллу. Как это понять? Что происходит в его душе?

К дьяволу все, что бы там ни было!

Тонкий серп луны заливал бледным светом каменистую дорогу. Граф гнал коня во весь опор, пригнувшись к его упруго выгнутой шее и почти слившись с ним в одно целое. Мерный стук копыт напомнил ему другую ночь в далекой Португалии, когда он вот так же скакал галопом по ночной равнине со срочной депешей. Тогда, как и сейчас, им владело только одно желание — успеть, во что бы то ни стало успеть. И он успел — радостное сознание того, что он выполнил важное поручение, придавало ему силы, когда после восьми часов изнурительной скачки конь и всадник буквально валились с ног от усталости.

Шаткие изгороди, некрашеный деревянный забор, узкие тропинки по обеим сторонам дороги — все это проносилось мимо, теряясь в полумраке ночи. Граф был твердо уверен, что Арабелла не свернет с главной дороги, — она наверняка выбрала этот путь потому, что здесь никакое препятствие не замедлит стремительного бега Люцифера.

Он снова вспомнил, как она повела себя после заявления доктора Брэниона. Да, он понимал мотивы ее поступка, но это отнюдь не умерило его гнева.

Он взглянул на дорогу и… не поверил тому, что увидел. Если бы он не был так зол на нее, он бы расхохотался — такая мирная и безмятежная картина представилась его глазам: Арабелла медленно брела по дороге в своем вечернем платье и вела на поводу хромающего Люцифера.

Она остановилась, когда он резко осадил коня в двух шагах от нее, подняла на него безучастный взгляд, но ничего не сказала — ни слова, черт бы ее побрал!

— Итак, сударыня, я вижу, что ваша увеселительная прогулка подошла к концу. — Граф соскочил с коня и встал перед ней, расставив ноги и подбоченившись.

Она, казалось, не замечала яростной иронии в его голосе.

— Да, — равнодушно промолвила Арабелла, по-прежнему не глядя на него. — Люцифер потерял подкову. Надо будет поговорить с Джеймсом. И как он умудрился потерять подкову, ума не приложу. Не правда ли, это странно?

— Да, я сам поговорю с Джеймсом — это его вина. — Граф замолчал и нахмурился. Это было не совсем то, чего он ожидал. — Еще хорошо, что твоя безумная затея закончилась относительно благополучно, могло бы быть и хуже. Ты только посмотри на себя: одета в вечернее платье и идешь пешком, а твой конь хромает рядом. Тебе что, не приходило в голову, что вокруг полно всякого сброда? А если бы эти негодяи тебя заметили? Держу пари, при виде тебя у них бы слюнки потекли — богато одетая леди, красавица, бредет одна-одинешенька по пустынной дороге. Они решили бы, что попали в рай.

— Нет, — наконец ответила она, не отрывая глаз от дороги, — о грабителях я и не подумала. Вы говорите, в округе полно негодяев? Но их полно везде, милорд. Какая разница, где я с ними встречусь? Возвращайтесь в Эвишем-Эбби, милорд. Вам здесь нечего делать.

Джастин ничего не ответил и молча зашагал рядом с ней. Выражение его лица было таким грозным и суровым, что его жена должна просто трястись от страха. Но она не выказывала ни малейших признаков страха, и это его поразило до глубины души. В этот момент он проникся к ней искренним уважением.

Арабелла остановилась и подняла на него глаза:

— А, теперь понимаю. Вы хотите закричать на меня, ударить меня? Может быть, даже убить? Что ж, я не смогу вам помешать. Можете делать со мной все, что хотите, милорд. — Она погладила Люцифера по голове, что-то тихо прошептала ему в ухо и, выпустив повод из рук, повернулась к своему супругу. Люцифер тихо заржал, но не двинулся с места.

Граф стиснул зубы и приблизился к ней размеренным шагом. Она стояла неподвижно, глядя на него с равнодушным любопытством.

— Вы хотите снова изнасиловать меня, милорд, или просто избить до полусмерти? Если бы вы предоставили мне право выбора, я бы предпочла, чтобы вы меня избили.

Он ожидал, что она придет в ярость, станет осыпать его оскорблениями, но в ней, казалось, не осталось сил для гневной вспышки. Ее голос звучал с безразличным спокойствием, холодно и отчужденно.

Это ее спокойствие так взбесило графа, что он готов был сделать что угодно, только бы разозлить ее и как-нибудь вывести из себя. Тоном, исполненным презрения, он промолвил:

— Что бы ты там себе ни думала, мне вовсе не доставит удовольствия насиловать тебя. Я и раньше этого не делал, хотя ты продолжаешь утверждать обратное. Да, ты будешь до конца наших дней попрекать меня тем, как я обошелся с тобой в нашу первую брачную ночь. Черт возьми, сударыня, я вас не насиловал, и перестаньте трясти головой. Да, я не был с тобой нежным и осторожным, каким мог бы быть при других обстоятельствах, но ты ведь этого и не заслужила. Ты заслужила, чтобы я тебя изнасиловал, но, будучи джентльменом, я этого не сделал. А что касается того, чтобы поколотить тебя, — я уже выплеснул всю свою злость, безжалостно нахлестывая несчастного коня. Нет, вы только посмотрите на нее — стоит передо мной и изображает из себя мученицу. Черт бы тебя побрал, Арабелла, скажи же что-нибудь, не стой как статуя!

Графиня равнодушно отвернулась от Джастина и бросила через плечо:

— Какое потрясающее красноречие. Что ж, если вы все сказали, я пойду, милорд, — до Эвишем-Эбби путь не близкий. — С этими словами она снова взяла Люцифера под уздцы.

Терпение его лопнуло. Он схватил ее за руку и рывком развернул к себе.

— О нет, ты ошибаешься, я еще не закончил, и то, что я собираюсь тебе сейчас сказать, я должен сказать тебе наедине.

Она снова выпустила повод из рук, сделала несколько шагов к обочине дороги и, пожав плечами, принялась задумчиво срывать травинки, чем окончательно вывела его из себя.

— Хорошо, — сказала Арабелла, — пусть будет так. Я предлагала вам сделать это раньше, но вы меня не послушали. Я думала, что вы будете кричать и проклинать меня, а вместо этого вы почему-то стали оправдываться передо мной за свою жестокость. Если это не было насилием, милорд, я уж и не знаю, как в таком случае это назвать. — Она подняла на него глаза, и Джастин прочел в них такую боль, что сердце его дрогнуло.