Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мирский в шоке. «Я доложил Государю, что на этих совещаниях не будет речи ни о политических вопросах, ни о конституции, ни об изменении нашего государственного строя, – говорит ошеломленный министр. – Я согласен со всеми положениями и готов под ними подписаться, но постановка этой программы на обсуждение совещания равносильна моей отставке. Если совещание приступит к своим занятиям по этой программе, не сомневаюсь, что я буду уволен на следующий день, – вспоминает Шипов слова Мирского. – Лично я не дорожу занимаемым мною постом, но мой уход может иметь нежелательные последствия. Моя политика встречает много врагов, которые не упустят воспользоваться моим уходом».
Мирский просит отсрочить съезд или поменять повестку. Шипов отвечает, что бюро не пойдет на это: «Говорить теперь о продовольственном, врачебном вопросах нельзя. Мы переживаем такое время, когда земским людям молчать просто преступно и необходимо высказаться откровенно. Шаг, князь, вами сделан, и надо идти дальше».
Тогда Мирский говорит, что раз повестка так серьезна, надо не совещание добровольно съехавшихся представителей земств устраивать, а сначала провести выборы во всех регионах – чтобы каждый из делегатов был избран. Такое собрание будет иметь больше веса. Шипов спрашивает, может ли министр гарантировать, что царь одобрит такие выборы, – Мирский честно отвечает, что нет.
В итоге Шипов обещает обсудить с бюро вопрос выборов, а Мирскому советует поскорее показать императору программу съезда, чтобы тот не счел, что глава МВД его обманул. Мирский отвечает, что император уезжает из столицы провожать войска на Дальний Восток и вернется только 1 ноября, поэтому предупредить его заранее не удастся. На этом они и расстаются, договорившись увидеться в следующий раз 30 или 31 октября.
Вечером после встречи в разговоре с женой Мирский не скрывает своего ужаса: «Нынче неприятности были. Программа самая воинственная, прямо конституцию просят». На следующий день к министру приходит двоюродный дядя царя, великий князь Николай Михайлович, чтобы предупредить, что его враги усиливаются, московский генерал-губернатор великий князь Сергей «рвет и мечет».
Шипов приезжает в Москву и срочно созывает иногородних членов бюро: от Тамбова, например, приезжает профессор Владимир Вернадский (будущий академик), от Ярославля – князь Дмитрий Шаховской (будущий министр Временного правительства), от Тулы – сосед Льва Толстого князь Львов (будущий глава Временного правительства). Все собравшиеся констатируют, что ажиотаж вокруг съезда невероятный и откладывать его нельзя – все газеты пишут про 6 ноября. Однако, поскольку добиться разрешения на проведение съезда, скорее всего, не получится, участники решают провести его полуофициально – не в здании Петербургской земской управы, а на частной квартире.
31 октября Шипов снова – на этот раз вместе с Георгием Львовым и Иваном Петрункевичем – приезжает в Петербург на прием к министру. Когда Мирский узнает, что земцы решили ничего не менять, он расстраивается и предлагает им перенести съезд в другой город, например в Нижний Новгород (поскольку в Москве все равно не разрешит великий князь Сергей). Земцы отвечают, что так будет еще хуже – встречаться надо в Петербурге, иначе Мирский дискредитирует свою программу «доверия к обществу». Потом министр предлагает исключить из программы шестой (и основной) пункт – «общие условия, неблагоприятствующие правильному развитию нашей земско-государственной жизни, и желательные в них изменения». И от этого земцы отказываются – ради этого пункта все и затевается.
На следующий день Мирский идет к царю и снова заводит разговор о том, что необходимо привлечь избранных представителей народа к законодательству, поскольку политическое положение «очень критическое». «Да, это необходимо, вот им можно будет разобрать ветеринарный вопрос», – запросто отвечает Николай II. «Ваше Величество, да я не о том говорю, а о праве постоянного участия в законодательстве; я бы не был настойчив, если бы престол был обеспечен, но теперь подумайте: с террористическим направлением революционеров, в каком положении может быть Россия?» – продолжает Мирский. Но царь невозмутим. Тогда министр рекомендует не разрешать земского съезда, с чем царь немедленно соглашается.
Вечером Мирский вновь принимает Шипова, Львова и Петрункевича. Он сообщает им, что правительство не может поручить обсуждение столь важных государственных вопросов «кружку частных лиц», но частные беседы на частных квартирах не могут быть запрещены.
Петербургская общественность взбудоражена – генеральша Богданович пишет в дневнике, что предстоящий «земский съезд» напоминает французские «Генеральные штаты», после которых началась Французская революция. И действительно, в Саратове, например, делегацию в Петербург провожают на вокзале революционной «Марсельезой».
Тем временем, не дожидаясь начала съезда, 4 ноября сам глава МВД начинает разрабатывать свою программу «преобразования внутреннего строя империи», которую собирается вручить царю.
Земские представители собираются в Петербурге 6 ноября у тверского делегата Ивана Корсакова, того самого, принимая которого царь 10 лет назад произнес свою печально известную речь про «бессмысленные мечтания». В этот раз перед домом Корсакова стоят полицейские, которые вежливо показывают делегатам дорогу. На третий день съезда земцы собираются в особняке профессора Училища правоведения Владимира Набокова на Большой Морской.
Они долго и упоенно спорят о том, как должно быть устроено Российское государство: стоит ли созывать Учредительное собрание или же все преобразования должны быть введены сверху, решением верховной власти. Осознавая, по словам Шипова, «громадную нравственную ответственность при выполнении исторической задачи выдающегося значения».
Они принимают программу из одиннадцати пунктов, в которой требуют неприкосновенности личности и жилища, свободы совести и вероисповедания, слова и печати, собраний и союзов, уравнения прав (гражданских и политических) всех граждан Российской империи, вне зависимости от сословий, распространения местного самоуправления во все части Российской империи. Один пункт, девятый, вызывает расхождение. И в итоговом документе записывают отдельно мнение большинства и мнение меньшинства. Меньшинство требует «правильного участия в законодательстве народного представительства как выборного учреждения», а большинство идет дальше и хочет участия в законодательстве, контроля за бюджетом и за законностью деятельности администрации.
Заканчивают земцы свои дебаты полные оптимизма, уверенные, что они выполнили свою историческую задачу: «Решились сказать Его Императорскому Величеству Государю Императору правдивое слово», – вспоминает Шипов, и теперь верховная власть наверняка услышит их голос.
«Это ужасно, они дают советы, когда никто их об этом не просит», – говорит князю Мирскому о собрании вдовствующая императрица Мария Федоровна.
В итоге съезд решает отправить к министру внутренних дел делегацию в составе Шипова, Петрункевича, Гейдена, а также будущего последнего председателя Думы Родзянко и будущего первого главы Временного правительства Львова – чтобы передать ему резолюцию съезда. 11 ноября Мирский принимает Шипова и говорит, что никакую делегацию принимать не будет. Тогда Шипов передает ему резолюцию сам. Земцы радостно разъезжаются из Петербурга.