Вошла и вскрикнула.

Карма стояла и брила правую ногу, поставив ее на край ванны. Брить ноги – это ничего, нормально. Только вот откуда у нее взялся пенис, нехилый такой, с ресторанную мельницу для перца, Люся понять не могла. Она, как идиотка, уставилась на этот пенис и ничего не могла с собой поделать. Настоящего человеческого пениса она не видела лет десять.

Карма тоже застыла, или правильнее сказать застыл, в немом ужасе. Будем теперь называть Карму «он». Когда он опомнился, то быстро завернулся в полотенце и упал перед Люсей на колени.

– Понимаешь, у нас мужчине трудно найти работу, поэтому многим мальчикам с одиннадцати лет колят женские гормоны. Вырастает грудь, борода не растет, ко жа нежная. Называется леди-бой, на нас большой спрос в отелях, в секс-бизнесе. Понимаешь? Но я не колю гормоны уже четыре месяца. Видишь, грудь исчезла, и усы я брею каждый день. Люся, я люблю тебя, будь моей женщиной! Умоляю тебя, ты будешь мной довольна! Я буду много работать! Я так буду любить тебя!

Люся с яростью захлопнула дверь, взяла кусок хлеба, намазала его толстым слоем сливочного масла, легла на диван и включила телевизор. Но она не могла вникнуть в смысл того, что показывали. Перед ее глазами стоял большой и красивый пенис Кармы.

Юле долго никто не открывал. Карма плакал в ванной, Люся злилась на диване.

– Ты кого мне подсунула?! – взвилась Люся, едва завидев Юлю.

– Кого? – устало удивилась Юля.

– Ты знала, что она – мужик?

– Кто мужик?

– Кто-кто – Карма твоя.

– Да иди ты!

– Елда вот такенная! – И Люся показала размеры названного инструмента.

Юля несколько секунд поморгала, а потом стала бурно, бешено, истерически хохотать.

– А я ей говорю, сделай эпиляцию верхней губы!

– Что ж, Юлия Викторовна, ты смеешься над уродами, значит, в тебе еще осталось что-то человеческое.

– Люсь, ну подумаешь, елда. Что ж его убить теперь? Он же подружка наша!

– Подружка? Он мне тут в любви признавался. Не стану жить с ним под одной крышей. Увози его на хрен.

– Люсь, куда же я с ним на ночь глядя!

– Юля, я не шучу. Сама оставайся, а его долой.

Юля позвонила в непритязательную гостиницу неподалеку. Ей ответили, что двухместные номера есть.

Юля велела Карме одеться женщиной, как обычно, они собрали свои манатки и перебрались в гостиницу.

Ночью Юля проснулась. Карма рыдал, уткнувшись в подушку.

– Ну что ты, глупый, – уговаривала его Юля.

– Достань мне гормоны, – просил Карма, – снова стану женщиной, пойду на панель. Как мужчина я никому не нужен!

У Юли был только один способ утешить несчастного страдальца – загрузить работой в салоне.

– Ты нужен своим пациентам, – говорила она и ставила ему пятнадцать массажей в день.

Это пока он считался девушкой, его надо было жалеть. А раз объявил себя мужиком – пусть вкалывает.

Вскоре ей удалось договориться с Ниночкой, что та откажет своим постояльцам, а Юля с Кармой – Юля не соб иралась никому открывать, что Карма – мужчина, – за те же деньги вселятся в ее квартиру. Ниночка говорила, что не будет брать с нее плату, но Юля и слышать об этом не хотела. А пока им пришлось остаться в гостинице.

А у Люси утром ничего не ладилось. Все валилось из рук. И спалось ей плохо. Никто не сделал ей на ночь массаж. Она перепортила кучу продуктов. И со злости сама съела все, что не было похоже на заказы ее клиентов.

* * *

Наталья Львовна, мать Дениса, весьма тревожилась по поводу непонятного и скоропалительного отъезда своего любимого младшего сына. Ничего толком не объяснил, как будто не было у них прекрасных доверительных, искренних отношений, которые она выстраивала и пестовала годами. У нее побаливало сердце, и ее тревога никак не способствовала уменьшению этой боли. Денис предупредил, что его мобильный работать не будет и только он сам сможет ей позвонить. Но со времени его последнего звонка прошли уже сутки, и это было мучительно, потому что обычно, если он не приходил домой ночевать, звонил ей дважды в день: утром – спросить, как ее настроение и самочувствие, и вечером – рассказать, как прошел день. Без этого сложившегося и закрепленного годами ритуала ей было тяжело. Она не представляла, какие проблемы могли возникнуть у ее почтительного и законопослушного сына. Не могла до тех самых пор, пока не прозвенел дверной звонок.

Наталья Львовна без колебаний отворила дверь. На пороге стояли два молодых человека неандертальской наружности. Один из них отодвинул с дороги хрупкую и миниатюрную Наталью Львовну и прошел, не вытерев обувь, прямо в глубь квартиры. Другой остался у дверей.

– Выходи, гнида! – крикнул первый. – Сам найду – хуже будет!

– Вы, товарищи, очевидно, ошиблись адресом, – чинно заявила Наталья Львовна. – Потрудитесь сообщить, кого вы ищете.

– Дениса твоего, старая, ищем.

– Его нет дома.

– Это мы поняли. Передай ему, что шутки кончились. Если в следующее воскресенье не принесет пятьдесят штук, вот это я заберу. – И верзила указал на висевший на стене этюд Коровина. Словно бы на самом деле знал цену этой вещи. Илья подробно объяснил, на что нужно показать, и неандерталец показал правильно.

После этого «товарищи» ретировались. Старушка заперла дверь и села в кресло.

Наталья Львовна потянулась к нитроглицерину. Такие же точно вторжения она пережила в девяностые, когда пытался встать на ноги ее старший, неудачный сын. Оказалось, что благополучие ее младшего лишь видимость. Она обманывалась в нем. А он так ловко маскировался и манипулировал ею. Он тоже спутался с уголовниками и тоже сядет, или его найдут, и тогда…

Наталья Львовна упала, так и не дотянувшись до нитроглицерина.

Когда зазвонил телефон, она его еще слышала и чувствовала, что это звонит Денис, но только моргала, доползти до телефона уже не смогла.

Старший брат пробовал дозвониться до Дениса. Но ни мобильный, ни домашний не отвечали. Днем он проезжал мимо родительской квартиры и увидел, что во всех комнатах горит свет. А его мать ненавидела, когда жгут лишний свет, и всегда его за всеми выключала. Поэтому он решил зайти ее проведать. На звонки мать не открыла, но он точно знал, что она никогда не ушла бы, оставив в квартире свет. Пришлось вызывать слесаря.

Наталью Львовну похоронили через три дня. Где в это время был Денис, никто не знал.

* * *

Настя раздумывала над своей ситуацией. Раньше ей казалось, что когда она получит наследство, то обеспечит себя и детей до конца жизни. Ради этого она украла чужого ребенка. Правда, может быть, она его тем самым спасла. Она не знала, сможет ли любить его по-настоящему, она и про своих не могла точно сказать, любит или нет. Материнство еще не пустило в ней корни. Но у мальчика будут сестры и дед, который любит его до потери сознания. Дед еще не очень старый и вполне крепкий.