грозит. Такой замечательный план. Такая великая победа, такие незначительные потери…

– Безнадежно, – бормотнул лекарь. – Если не трогать, умрет через час, если трогать – к вечеру. И потом…

И потом жить без ног хуже, чем вовсе не жить.

Луиджи Джильди посмотрел на запрокинутую головку, словно вылепленную из лучшего агарийского алебастра. Ничего не изменишь и ничего не исправишь.

– Капитан!.. – это Варотти.

– Что?

– Может, того… Святого отца?

Священник на берегу, а до берега несколько часов. Нет, лучше сейчас. Поликсене не в чем исповедоваться, нет у нее грехов, их просто не может быть. И ходатаи ей тоже не нужны.

– Господин капитан! Тут такое дело…

– Капитан, – кричит из-за чужих голов Сантарино, – подойдите!

Луиджи наклонился над лежащей. Создатель милосердный, она опять в сознании!

– Сударь… я… должна… знать… кому отдаю… шпагу…

– Луиджи… Капитан Джильди к вашим услугам.

– Меня… мне… я хочу остаться с… моим адмиралом…

Во имя Леворукого, зачем?! Зачем этой девочке погубившая ее корова?!

– Конечно, но не сейчас.

– Я… – Она заволновалась: – Что со мной? Я ранена? Сильно?

– Не очень, – твердо произнес подоспевший врач. – Лучше рана в ногу, чем в живот или в голову.

– Я буду терпеть, – пообещала Поликсена, – делайте, что нужно… Я должна вернуться… к адмиралу Гастаки…

– Вот и умница. – Сантарино повернулся к Луиджи, он был собран и деловит: – Сударь, должен ли я?

Должен ли он укоротить агонию? Иди речь об абордажнике, лекарь бы не спрашивал, но девушка – это совсем другое.

– Делайте, что нужно.

Создатель, это же ее слова! Врач кивнул. Он знал свое дело, он уже отправил в Рассвет десятки безнадежных… Одно движение – и все! Они ничего не поняли… Поликсена тоже не поймет.

Лекарь умелым движением приподнял голову девушки, темные ресницы дрогнули, из-под них выкатилась слезинка. Одна-единственная. Луиджи сжал кулаки. Зачем он смотрит? Зачем он вообще здесь? «Пантера» захвачена, но в других местах еще дерутся. Оставить три десятка мушкетеров – и на «Акулу»!

Короткий, оборвавшийся всхлип, клубы серого дыма, низкие облака…

«Открой, Создателю, Рассветные Врата идущей к Тебе…»

– Готова… – прохрипел боцман, – Леворукий побери это… Эту…

Невдалеке палили пушки, галеас слегка качало, но эти волны подняли не ветра, а люди, люди, заявившиеся сюда убивать.

– Ну, – Луиджи обвел абордажников тяжелым взглядом, – чего ждем? Уго, распоряжайся, остальные – за мной. Игра еще не кончена.

Капитан Джильди развернулся и пошел к правому борту, перед глазами все плыло и качалось. Проклятый дым! Луиджи уже взялся за канат, когда услышал бормотанье Сантари́но:

– Я б четвертовал тех, кто позволяет женщинам хвататься за оружие…

5

Марсель приноровился к суматохе, довольно успешно отбивая удары сабель и тесаков. По крайней мере ему удавалось сохранить свою шкуру, а это в сделавшейся всеобщей свалке было непросто. Никаких шеренг давно не существовало. Все перепуталось: то фельпцы оказывались впереди, а бордоны сзади, то наоборот. Самым трудным в этой закатной похлебке было отличать своих от чужих, однако Марсель пытался.

Иногда среди дерущихся мелькали сверкающие доспехи Скварцы или черная косынка Алвы. Потом вожаков затягивало дымом и загораживали чужие тела. Казалось, что оба погибли, но поднявшийся слабенький ветер разгонял хмарь, враги расступались, и адмирал с маршалом появлялись вновь, живые и невредимые.

Потом Муцио исчез окончательно, но Рокэ продолжал орудовать своими саблями. Вокруг Ворона постепенно образовывалось пустое пространство, желающих попасться ему под руку становилось все меньше, зато выстрелы звучали беспрестанно. Рядом с Алвой падали свои и чужие, однако сам он казался заговоренным. Впрочем, попасть в ярмарочную вертушку и то было проще: кэналлиец ни секунды не оставался в одном и том же положении.

Путь Ворона был отмечен трупами, и все равно у Валме возникло неприятное ощущение, что Рокэ заигрался и дело плохо. Конечно, дерись все, как маршал, перевес бордонов истаял бы в считаные минуты, но Алва был один, а «дельфинов» много. И зачем их только понесло на этот галеас?! Ах да, они помогали «Восьмерке»… Что ж, значит, потонем вместе!

Валме мрачно ткнул шпагой тщедушного «дельфина». Он довольствовался теми противниками, которых посылал ему Леворукий, никоим образом не претендуя на лавры Алвы. Затяжных схваток виконт мудро избегал: парировал, увернулся – и в сторону! Абордаж не повод выказывать мастерство дуэлянта, а куртуазность сейчас и вовсе ни к чему!

Выскочивший на виконта бордонский абордажник слишком широко размахнулся своей саблей, Марсель не упустил момент и нанес удар с опережением. Солдат грохнулся к ногам талигойца, обрызгав его кровью, а Валме пришлось мчаться на помощь Дерра-Пьяве – коротышка-капитан не заметил целящегося в него одноглазого. Валме вломил гардой по руке с пистолетом; пуля угодила в спину абордажнику с «Единицы», прикрывавшему своего капитана. Вот так – спас одного, угробил другого…

Расстроенный Марсель насилу отбил удар очередного «дельфина». Насколько все же дуэль приятней драки всех со всеми! В захлестнувшей пространство между мачтой и кормой неразберихе приходилось вертеться ужом, и Валме вертелся. Уходя в сторону после очередной стычки, он налетел на Алву и чуть не умер на месте, столкнувшись с диким синим взглядом. Рискнувших связаться с синеглазой смертью не было, маршал сам искал и находил себе противников. Мелькнула правая сабля, принимая удар тесака, свист левой, и под ноги виконту свалился кто-то с разрубленной шеей. Впечатляюще, но неприятно.

То ли впереди, то ли сзади, но всяко за мачтой загрохотало сильнее, бой качнулся, словно вода в ведре, и напор бордонов внезапно ослабел.

– «Восьмые»! – заорала знакомая рожа. Кто-то с «Шестерки», но кто, Валме не помнил. – Влезли наконец, кошачьи дети! Ура!

Еще б не «ура»! Вовремя и в спину! А что еще делать с этими бордонами? Звали их сюда?! «Дельфины» косорылые! Марселя подхватила и понесла горячая, веселая волна. Он больше не оборонялся, он пер на рожон, но с ним ничего не случалось и не могло случиться!

«Благодатное лето сменило весну, – орал во всю глотку талигоец, нанося удары пятившимся врагам. – Розы радуют глаз, о!»

Сбоку на палубу грохнулась граната, уложила на месте парочку бордонов. Какая прелесть!

«Подойдите, эрэа, скорее к окну. – Прямой выпад, расплывающееся пятно на лазоревом мундире. – Поглядите хоть раз, о!».

– Хорошо поешь, – одобрил Дерра-Пьяве, колотя эфесом какого-то бедолагу. – Ну, а эти… пляшут! «Двойка» с нами!

«Двойка»? Ах да… «Двойка» воспользовалась схваткой и подошла к галеасу. А в схватке на галере она, благородные эры, не участвовала. Абордажники там свежи, как розы…

«Меня насмерть изранили ваши глаза, – пропел Марсель падающему противнику. – И сразила весна, о!»

Моряки с «Двойки», дико вереща и завывая, чтобы напугать врага, друг за другом прыгали через борт и вливались в схватку. Не только абордажники, но и гребцы, и офицеры! Бордоны дрогнули, они еще удерживали пространство от носа до середины палубы, но исход боя был очевиден.

И