одну за другой. Он очень замерз в этом храме одиночества и чувствовал себя совсем маленьким.

Во всех восьми стенах имелись глубокие ниши, а в них, занимая все пространство, были установлены одинаковые черные гробы с золотыми табличками. Имена на табличках Хулиан знал из учебника истории — король Фердинанд… королева Изабелла…Король Карл V, император Священной Римской империи… Тяжелая рука отца лежала на плече принца. И в этот миг, в звенящей тишине пантеона, Хулиана пронзила глубокая тоска предчувствия. Однажды именно здесь похоронят и моего отца.

В полном молчании отец и сын поднялись наверх из подземелья, прочь от смерти, навстречу воздуху и свету. Под лучами жгучего испанского солнца король склонился и посмотрел Хулиану прямо в глаза.

— Memento mori, — прошептал он. — Помни о смерти. Даже для тех, кто наделен огромной властью, жизнь быстротечна. Есть только один способ одержать победу над смертью — превратить свою жизнь в легенду. Мы должны всегда проявлять доброту и великодушие, мы должны искать всепоглощающую любовь. Я вижу в твоих глазах прекрасную душу твоей матери. Всегда слушай голос разума, а в самые тяжелые времена пусть сердце указывает тебе путь.

Прошли десятилетия. Хулиан прекрасно понимал, что не сделал ничего, совсем ничего, чтобы превратить свою жизнь в легенду. Он даже не сумел выйти из тени отца и хоть как-то проявить себя.

Я разочаровал отца во всех отношениях.

Долгие годы Хулиан по совету короля старался следовать велениям сердца. Но путь, который оно подсказывало, был слишком извилист. Принц видел будущее Испании совершенно иначе, чем его отец. Дерзкие мечты Хулиана невозможно было осуществить, пока жил король. Да и потом тоже… принц не представлял, как отнесется к его намерениям не только королевский дворец, но и вся страна. Оставалось лишь ждать, уважать традиции и жить с открытым сердцем.

Но три месяца назад все изменилось.

Я встретил Амбру Видаль.

Умная, красивая, полная энергии, она перевернула всю жизнь Хулиана. Через несколько дней после их первой встречи он наконец по-настоящему понял слова отца. Пусть сердце указывает тебе путь… мы должны искать всепоглощающую любовь.

Принц невидяще смотрел на ведущую вперед дорогу. Его переполняло чувство грядущего одиночества. Отец умирает, любимая женщина не хочет с ним говорить, и он только что повел себя грубо с наставником, которому всегда доверял, — с епископом Вальдеспино.

— Принц Хулиан, — мягко, но настойчиво произнес епископ, — нам пора. Ваш отец совсем слаб, он хочет увидеть вас сейчас же, немедленно.

Хулиан медленно повернулся к старому другу отца и прошептал:

— Как думаете, сколько ему осталось?

Голос Вальдеспино задрожал, словно он сдерживал слезы:

— Он не хотел вас огорчать и просил меня ничего не говорить, но я чувствую, что конец совсем близок. Он… хочет попрощаться.

— Но почему вы не сказали мне, куда мы едем? Зачем эти тайны и вся эта ложь?

— Сожалею, но у меня не было выбора. Ваш отец дал мне четкие указания. Он приказал изолировать вас от мира и ничего не рассказывать до тех пор, пока вы не поговорите с ним лично.

— Ничего не рассказывать… о чем?

— Я думаю, это вам лучше объяснит отец.

Хулиан пристально посмотрел на епископа:

— Прежде чем мы встретимся, я хочу кое-что узнать. Он в ясном сознании? Его разум в порядке?

Вальдеспино с удивлением взглянул на принца:

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что его сегодняшние требования кажутся мне странными. Слишком импульсивными.

Вальдеспино печально кивнул:

— Может быть, он и правда действовал под влиянием импульса, но он все еще король. Я люблю его и выполняю его приказы. Как и все мы.

Глава 73

Роберт Лэнгдон и Амбра Видаль, стоя у витрины, рассматривали рукописную книгу Уильяма Блейка, слабо освещенную масляным светильником. Отец Бенья деликатно отошел в сторону и принялся расставлять по местам скамьи.

Лэнгдон с трудом разбирал мелкий рукописный текст, но большие буквы вверху страницы были вполне различимы.

Четыре Зоа

Увидев эти слова, Лэнгдон почувствовал, что верный путь наконец найден. «Четыре Зоа» — название одного из самых известных пророческих произведений Блейка, большой поэмы, разделенной на девять частей — «ночей». Насколько Лэнгдон помнил со студенческих времен, речь там идет в основном об упадке традиционной религии и конечном торжестве научного знания.

Лэнгдон пробежал глазами строфы — рукописные строчки заканчивались на середине страницы изящным росчерком finis divisionem, что должно значить «конец».

Это последняя страница поэмы, понял Лэнгдон. Финал одного из пророческих шедевров Блейка!

Он наклонился ниже, всмотрелся в мелкие буквы, но в скудном свете лампады ничего разобрать не смог.

Амбра тоже приникла лицом к стеклу. Не торопясь, она просматривала текст и время от времени зачитывала отдельные строки вслух.

— «И человек избег огня, ибо зло исчерпало себя». — Она повернулась к Лэнгдону. — Зло исчерпало себя?

Профессор задумчиво кивнул.

— Возможно, Блейк имеет в виду смерть христианства, которую он считал неизбежной. Будущее без религии — к этому пророчеству он возвращался вновь и вновь.

Амбра с надеждой взглянула на Лэнгдона:

— По словам Эдмонда, его любимая стихотворная строка — пророчество, которое, как он надеется, обязательно осуществится.

— Возможно, — сказал Лэнгдон. — Ведь будущее без религии — это мечта Эдмонда. Сколько букв в строке?

Амбра принялась считать.

— Увы, количество не совпадает.

Она продолжила чтение и через несколько секунд спросила:

— А вот это? «Открытые глаза людей узрели чудеса Вселенной»?

— По смыслу подходит, — кивнул Лэнгдон и подумал: человеческий разум крепнет со временем и все глубже проникает в тайны природы.

— Нет, число букв опять не то, — сказала Амбра. — Продолжим поиски.

Она читала дальше, а Лэнгдон в задумчивости стоял рядом. Прочитанные Амброй строки напомнили ему семинары по Блейку в Принстоне. Как часто бывало, перед ним поплыли образы и ассоциации, одни притягивали другие. Внезапно он вспомнил: подходит к концу семинар, посвященный «Четырем Зоа». Преподаватель задает им вечный вопрос: «А что бы предпочли вы? Мир без религии? Или мир без науки?» И добавляет: «Очевидно, Блейк сделал свой выбор, который и сформулировал в последней строке своей поэмы».

Лэнгдон, вздрогнув, повернулся к Амбре, которая, наклонившись, разбирала новые еле различимые строчки.

— Амбра, прочтите самый конец!

Он вспомнил последнюю строку.

Амбра, присмотревшись внимательнее, на мгновение застыла, а потом обернулась к нему. Лицо ее осветилось восторгом и удивлением.

Лэнгдон склонился над книгой, вгляделся в последнюю строчку. Теперь, когда он вспомнил ее, было нетрудно прочитать мелкие рукописные буквы:

The dark religions are departed & sweet science reigns.

— «Религий темных больше нет, — прочла Амбра вслух, — царит блаженная наука».

Это