— Медвежья лапа верно распорядился, — денег лишних нет, а этих кораблей на пару лет хватит.

— Ладно, — сказал Гостомысл, — смотрите только, чтобы корабли не потонули у берега.

— Не потонут, — сказал плотник.

Гостомысл и Ратиша пошли дальше, в сторону моря. Через пару сотен шагов Ратиша показал на противоположный берег.

— Вот там было бы подходящее место для городка, чтобы он держал вход в реку и не зависел от городских старшин.

Гостомысл остановился и оценил место.

— Однако там берег крут. И каменистый. Неудобно будет ставить частокол — в камне долбить придется.

Ратиша хитро улыбнулся.

— А если ставить городок не из дерева, а из камня?

Гостомысл хмыкнул.

— Из камня?

— Из камня. Там же его много, — сказал Ратиша.

— Не ставили мы городков до сих пор из камня — долгое это дело, да и мастеров нет по каменным работам, — проговорил Гостомысл.

— Так и не городок ставить надо — острог. Мал он будет. Зато крепок. За пару лет можно будет сложить, — сказал Ратиша.

Гостомысл почесал голову.

— Мысль новая. Но подумать надо. Если поставить новый город на Волхове у Ильмень-озера, то здесь хватит и острога.

Осмотрев место, они собрались назад, но увидели, как к пристани подходит небольшой струг.

— И кто же это так поздно возвращается? — спросил Гостомысл.

В сумраке было видно, что со струга на причал сходят женщины, издали их лица рассмотреть было невозможно, но, судя по тому, что сторожа засуетились, женщины были не из простых.

Гостомысл почему-то почувствовал в душе волнение.

— А ну пошли скорее, посмотрим, кто это пожаловал к нам в гости, — сказал он и заторопился к причалу.

Когда подошел ближе, то разглядев лицо одной из женщин, невольно воскликнул от радости, перемешанной с удивлением.

— Мама!

Женщина тоже увидела Гостомысла и скорым шагом пошла ему навстречу.

Не выдержав, Гостомысл подбежал и обнял мать.

Гостомысла отдали на воспитание в семью Стоума в пять лет. С тех пор с матерью, которая проводила время с подругами на женской половине дворца или в саду, он встречался редко. Поэтому, когда он видел мать, она представлялась ему доброй волшебницей, веселой, красивой и доброй, несмотря на запрет отца, тайно засыпавшей его подарками вперемешку с поцелуями.

Но сейчас она показалась ему постаревшей: усталое лицо, тонкие морщинки у уголков глаз. Глаза веселые, но пробивается сквозь веселье тайная грусть. Впрочем, траур по мужу для нее не закончился.

И Гостомысл показался Веселке сильно изменившимся. Вроде — такой же большеглазый подросток с большими синими глазами. Но веяло от него словно холодком; он говорил непривычно уверенно, с непререкаемой властностью.

«Как он похож на отца. Настоящий князь!» — с гордостью подумала Веселка.

— Мама, ты где пряталась? — спросил Гостомысл, когда первое смятение от встречи прошло.

— Недалеко, — ответила Веселка и рассказала, что когда узнала о приближении разбойников к городу, она тут же приказала подготовить обоз и погрузить в него все самое ценное. Пока разбойники принимали хлеб-соль от городских старшин, обоз вышел из задних ворот.

Лесной дорогой дошли до усадьбы, подаренной мужем Веселке, а там пересели на струги и ушли вверх по реке. Остановились в небольшом городке у истока Волхова.

— Я рад, что с тобой все хорошо, — сказал Гостомысл.

— Ты женился? — спросила Веселка.

— Пришлось жениться на дочери карельского князя Кюллюкки, — с едва заметным вздохом сказал Гостомысл.

Веселка качнула головой.

— Слышала я о ней. Весьма капризная девица. Но ты не сожалей. Князь всегда может завести себе другую жену.

Гостомысл покраснел.

— Да мне пока и не до этого.

Веселка бросила взгляд на корабли.

— Ты готовишься в поход?

— Завтра утром ухожу. Пора собирать дань.

— Начни с солеваров, — посоветовала Веселка. — Кривичи самые сильные из славянских племен, и если они заплатят дань, то и другие последуют их примеру.

— Я так и сделаю, — пообещал Гостомысл.

Веселка наклонилась к уху Гостомысла и прошептала:

— Есть у меня для тебя и хорошая весть. Я спасла всю княжескую казну. Я не рискнула везти с собой столько много золота ж серебра, поэтому спрятала казну. Ночью, когда станет темно, я покажу тебе тайное место. Оно недалеко.

От радостного известия Гостомысл обнял и поцеловал Веселку в щеку

— Спасибо, мама. Ты подарила мне жизнь, теперь ты даришь мне силу.

Веселка рассмеялась:

— А брыкливую кобылку мы укротим. Когда вернешься с похода, ты ее легко оседлаешь. Пора тебе заводить сына.

Гостомысл опять покраснел и забормотал:

— Да я и сам...

Потом махнул рукой.

— Ладно. Вечером устроим пир. Я жду тебя. Ты будешь моей самой дорогой гостьей.

За день городские старшины собрали почти всю дань для князя. Нашли и золото, и серебро, и меха. Но с продовольствием оказалось худо. Хлеб, пшено и гречку, правда, подвезли с сельских дворов. И мясо раздобыли. Но совсем не оказалось меда. Прошлогодние запасы разбойники разграбили подчистую, а нового сбора еще не было.

И, как ни странно, не нашли и сушеной рыбы. Свежая рыба была — наловили. А сушеной не было. А это добро раньше в каждом дворе мерили возами. Но разбойники разграбили все подчистую.

А ведь дружине в походе никак нельзя без сушеной рыбы и мяса. Свежие продукты быстро портятся, а дружине в походе часто некогда заниматься охотой и рыбалкой.

Пришлось Стоуму, занимавшемуся закупкой продовольствия для дружины, объявить, что, если кто из купцов привезет сушеную рыбу, то он купит ее.

Ключница Милана, приходившаяся дальней родней Любиму, тут же проговорилась ему о желании боярина.

И как раз Любим знал, в какой деревне вяленой рыбы было больше, чем грязи. От изобилия сушеной рыбой собак кормили.

И так как прибыль обещалась большая, то Любим спроворил и перед обедом пригнал несколько возов вяленой рыбы.

После обеденного отдыха Любим собрался с возами на причал, где шла погрузка на корабли.

И так как Ясна и Златка по молодости не имели привычки спать после обеда и сидели у окошка с вышиванием, то, естественно, заметили сборы брата. А остановить женское любопытство невозможно. Девицы моментально бросили вышивание и поспешили во двор.