фаза луны. И никаких знаков вообще: ни призыва, ни защиты. Скажи: кого так можно вызвать?

— Так зовут из ада, — сказала я.

— Тот Самый на такое не пойдёт, — сказал Клай.

А у меня в голове начали появляться какие-то проблески.

— Не пойдёт демон, — сказала я. — Если уж звать вещи своими именами. А вот… Клай, помнишь тех мотыльков? Сажу?

Клай кивнул и содрогнулся:

— Адские гончие?

— Они, — сказала я. — И тогда становится ясно, зачем нужны штукатурка и железяка. «Пройди через огонь, железо, камень и кровь», потом — взрыв, а через слова и взрыв они вошли бы в мир. И для этого им оставили… подачку эту. Обнюхать.

— Да, — сказал Райнор. — Привада. Кажется, охотники так это зовут.

— Я решила, — сказала я. — Ребята, вы хотели отправиться с патрульными жандармами? Все идут с патрульными жандармами и ищут места, откуда… Слушайте, это все ощущают по-разному. Я почти не чувствую, зато чует Тяпка. Ален видит там рану цвета смерти, — правильно? — у Байра под рёбрами горит… В общем, прислушивайтесь к Дару. И если он как-то особенно отзовётся — обыщите всё вокруг. Место, людей… Подозрительных — в крепость, разберёмся по ходу. Неизвестно, где ещё может шарахнуть, а чистить место, куда выпустили адских гончих, дело трудное, болезненное, и нет никаких гарантий, что никто не пострадает.

— Идут все? — спросил Клай.

— Кроме тебя, — сказала я. — Мы с тобой обшарим сам Дворец. Вампиры за этим присматривают, но — на всякий случай. Тяпка, пойдём!

Мы разошлись — и я уже думала, что мы ведём себя как люди на королевской службе. Как некроманты на королевской службе.

Я ещё подумала: совершенно невозможное дело. Никогда и нигде такого не было.

Ошиблась, что ж делать.

* * *

День был очень суматошный, нервный и всё такое, но по-настоящему интересное началось к вечеру.

Мы обыскали Дворец так тщательно, как смогли, но в самом Дворце и рядом было чисто. Я зря волновалась — но всё равно очень успокоилась, когда убедилась сама, своим Даром и своими глазами. Мы закончили, когда за окнами начала сгущаться чернильная синева, а во Дворце зажигали лампы, — и присели выпить глоточек кавойе в нашем каземате, в камере, где мы устроили что-то вроде маленькой гостиной для отдыха.

Но я сделала только один глоток, а Клай не успел вообще.

Тяпка, которая бродила где-то по казематам, торжественно втащила в нашу камеру здоровенную крысу.

Клай присвистнул:

— Ничего себе! Молодец, Тяпочка, охотница… Смотрите, живую поймала, не придушила…

— Как-то она странно дёргается, — сказала я. — Тяпка, неси сюда.

Моя милая собака гордо сунула мне крысу прямо в руки. Крыса судорожно дёргала лапами, будто пыталась бежать, но живой её нельзя было назвать даже с натяжкой: крысиная голова болталась на шее, перебитой дужкой крысоловки.

— Реквизит, — пробормотала я, забирая из пасти собаки шевелящийся крысиный труп. — Уже довольно давно дохлая. Окоченение сошло.

— Ребята дурят? — хмыкнул Клай.

Я привычно потянула из крысы следы чужого Дара, чтобы уложить тушку, — но пошло до странности туго: будто кто-то не просто поднял крысиное тельце, но и замкнул в нём каплю Дара, чтобы тельце не прекратило двигаться само собой. Я с таким ещё не сталкивалась.

Крыса упокоилась только с третьего раза.

Клай сдвинул со стола посуду, откинул скатерть — и мы принялись рассматривать тушку.

— Смотрите-ка, леди, — Клай приподнял лезвием ножа крысиную шерсть на боку. — Тут надрез… кажется, в нём что-то есть.

— Не лезь руками, — сказала я. — Если там артефакт, ты его испортишь. Есть же инструменты для вскрытий. Сейчас.

С пинцетом пошло куда проще. Я подцепила уголок артефакта и вытащила его наружу. Кто-то всунул в надрез маленькую плоскую коробочку, вроде тех, в каких светские извращенцы хранят порошок чёрной орхидеи. Мы с Клаем немедленно вскрыли коробочку. В ней обнаружился не порошок, а записка.

Карандашом на листке тонкой бумаги кто-то написал — довольно изящным почерком образованного человека: «Драгоценная Мина! Простите мне нелепый способ сообщить о себе, но никак не могу придумать лучший. Я прибыл в город нынче утром и буду ждать вестей от вас, дорогая племянница, в маленьком отеле на улице Капитанов. Отель называется „Весёлая сардинка“, номер девять. С нежной любовью — дядя Гунтар».

— Какое странное письмо… — задумчиво сказал Клай. — И почерк странный: верхушки заглавных букв — как хвостики семёрок, вы заметили?

— И «отель», — сказала я. — Кто ж назовёт маленький постоялый двор «отелем»?

— Иностранец? — предположил Клай.

— Из Перелесья, например, — предположила я.

— Вы думаете, Тяпка перехватила шпионское донесение? — Клай только головой мотнул. — От некроманта, так? Кому-то при нашем дворе?

— А кто у нас при дворе Мина? — я попыталась вспомнить имена всей толпы фрейлин, но ни одной Мины среди них как будто не было.

— А может, это не полное имя? — сказал Клай. — А как Лина — это Аделина…

— А Мина — это Виллемина⁈ — вдруг вырвалось у меня. — Ад и пламя! Да быть не может! Бери крысу, пойдём.

— С крысой — неловко, — сказал Клай. — Может, возьмём только письмо?

— Ладно, бери письмо, — у меня горели щёки и уши. — Смотри: хвостики в виде семёрок, слово «отель», иностранец… а если это иностранец из Междугорья?

— Гунтар, между прочим, не перелесское имя, — сказал Клай. — А междугорское — запросто.

— Но кто ж так пересылает письма королеве? — фыркнула я. — Просто безумие какое-то.

— Тот, кто многое знает про нашу государыню, — улыбнулся Клай. — Пойдёмте.

А Вильма, развернув письмо, задумалась.

— Похоже, дорогие друзья, — сказала она после долгой паузы, — мой дорогой дядюшка Гунтар решил, что бедняжка Мина уже достаточно взрослая и самостоятельная, чтобы говорить с ней серьёзно. Отлично. Его приезд — большая радость. Дорогой Клай, распорядитесь, пожалуйста, чтобы в этот отель послали людей. Не называйте его посланцам: я прошу пригласить мессира Гунтара ко двору. И ещё: было бы неплохо, если бы вы вообще не обсуждали имя, титул и степени родства мессира Гунтара с посторонними. Излишняя огласка может ему повредить.

— Конечно, государыня, — поклонился Клай. — Пожалуйста, не сомневайтесь: я — могила.

Вильма улыбнулась