– Тогда начинай.

– Глубокоуважаемый хозяин бара «Манкуэт», – начала Мария диктовать текст своего письма. – Насколько мне известно, несколько недель тому назад вы предложили моему мужу сеньору Хозе Альбейсину место гитариста после того, как увидели выступления его и моей дочери Лусии на соревнованиях в Гранаде. Если он все еще трудится в вашем кафе, пожалуйста, передайте ему, что у его жены есть для него очень важное и срочное сообщение…

Рамон оторвался на мгновение от листа бумаги и глянул на Марию. В его глазах читались сострадание и симпатия. Перо ненадолго повисло над бумагой.

– Нет! – внезапно вспыхнула она. До Марии вдруг дошло, что она обращается к работодателю мужа и дочери, который, вполне возможно, отнесется к просьбе жены Хозе более чем прохладно. Ведь она, по сути, просит его немедленно отпустить работников обратно домой. – Спасибо, не надо никаких писем. Надо придумать какой-то другой способ, чтобы связаться с Хозе напрямую.

– Понимаю тебя, Мария. Отлично понимаю! – обронил Рамон, поднимаясь из-за стола. – Обращайся, если что-то нужно. Всегда охотно помогу тебе, чем смогу.

* * *

– Я решила отправиться в Барселону на поиски отца и Лусии. Я не успокоюсь до тех пор, пока лично не расскажу им, что случилось с Филипе.

Мария оглядела своих сыновей, сидящих рядом с ней за кухонным столом.

– Мама, я уверен, что хоть кто-то из тех, через кого мы передавали отцу известие о смерти Филипе, скоро отыщет его в Барселоне, – обронил в ответ Эдуардо.

– Но не так скоро, как хотелось бы. К тому же такую новость своим близким может сообщать только жена и мать усопшего. – Мария положила в рот ложку рагу, которое мальчишки принесли домой от бабушки. Она знала, чтобы осуществить задуманное, ей понадобятся силы. Много сил.

– Но ты не можешь ехать туда одна. Мы поедем вместе с тобой, – подхватился Карлос и слегка толкнул в бок Эдуардо, призывая его поддержать, но тот лишь неопределенно качнул головой.

– Нет. Ваше отсутствие и так уже пагубно сказалось на бизнесе вашего деда. К тому же кто-то должен оставаться дома. Вдруг меня не будет, а вернется отец и обнаружит, что дом пуст?

– Тогда давай останусь я, а Карлос пусть едет с тобой, – предложил матери Эдуардо.

– Я сказала, нет, – снова повторила Мария. – В кои-то веки Карлосу подвезло найти себе работу, а нам очень нужны деньги, которые он заработает.

– Мама, но это же неслыханно! – Эдуардо громко стукнул ложкой о край миски. – Женщина не может отправляться в такую дальнюю дорогу одна, безо всякого сопровождения. Папа ни за что бы не разрешил этого.

– Но сейчас я глава дома и сама решаю, что можно делать, а чего нельзя! – отрубила Мария. – Итак, решено! Завтра на рассвете я уезжаю. Поеду поездом. Рамон говорит, что это просто. Он подробно мне все расскажет и объяснит, где надо будет делать пересадку.

– Мамочка, ты не находишь, что какие-то злые духи лишили тебя разума? – осторожно поинтересовался у нее Карлос, когда она поднялась со своего места и стала собирать посуду со стола.

– Совсем напротив, Карлос. Наконец-то я обрела разум.

* * *

Хотя сыновья продолжали протестовать, предлагая ей взять хотя бы одного из них с собой, на следующее утро Мария подхватилась на рассвете и собрала свой нехитрый багаж: немного воды и кое-что из еды, оставшейся после поминальной трапезы. Рамон посоветовал ей накинуть сверху черную скатерть, сделав из нее некое подобие накидки, а смоляные черные кудри, сразу же выдающие в ней цыганку, упрятать под черную шаль. В дороге все станут принимать ее за вдову, что по крайней мере гарантирует ей некоторую безопасность и уважительное отношение со стороны окружающих.

Рамон же предложил отвезти ее на станцию на своей повозке. И уже поджидал ее на улице.

– Ну что, Мария, готова?

– Готова.

Солнце еще только начинало подниматься на горизонте, когда они двинулись в путь. Капли утренней росы блестели и переливались на колючках кактусов, в изобилии произрастающих по обе стороны дороги в город. Наконец они миновали городские ворота и покатили по запруженным народом улицам Гранады, а Мария уже, наверное, в сотый раз подумала о том, что, быть может, ее сыновья правы и она действительно лишилась разума. Хотя, с другой стороны, она точно знала: это то самое путешествие, которое она должна, которое она просто обязана совершить.

На железнодорожном вокзале царила обычная толчея. Рамон привязал мула и пошел вместе с Марией, чтобы помочь купить ей билет. А потом стоял рядом на многолюдной платформе до тех пор, пока не прибыл их поезд.

– Запомни, в Валенсии ты должна будешь выйти, – снова напутствовал он ее, помогая зайти в вагон третьего класса. – Там недалеко от вокзала есть один приличный пансион, называется «Каса де Сантьяго», заночуешь там, а утром поедешь дальше, в Барселону. Ночлег в пансионе стоит недорого, но все же… – Он поспешно сунул несколько монеток ей в руку. – Vaya con Dios, Мария. Храни тебя Господь. И в добрый путь.

Она не успела ничего возразить, потому что в эту минуту раздался свисток дежурного по станции, и Рамон торопливо покинул вагон.

* * *

День был жарким и солнечным, по обе стороны вагона тянулись бесконечные оливковые и апельсиновые рощи. Верхушки гор Сьерра-Невада были слегка припорошены снегом, сверкающим своей белизной на фоне чистого лазурного неба.

– Неужели это я еду в поезде? – шепотом вопросила она саму себя, почувствовав вдруг необычно радостный подъем в душе. – Ведь за всю свою жизнь я никуда дальше Гранады не выбиралась.

А сейчас по всему выходит, что, сколько бы сил и душевных переживаний ни потребовало бы от нее это путешествие в Барселону, она все равно рада, что решилась на него. По крайней мере, впервые в жизни увидит мир.

Ближе к вечеру поезд прибыл в Валенсию. Мария вышла из вагона и устроилась на ночлег в том самом пансионе, который ей насоветовал Рамон. Ночью она практически не сомкнула глаз: все прижимала к себе свой драгоценный багаж, чтобы – не дай бог! – на него не позарились воры.

На следующее утро, едва только солнце показалось из-за макушек гор, Мария уже снова сидела в поезде, который должен был доставить ее в Барселону. Несмотря на то что ныла спина от непривычно твердых сидений, что было очень душно под черной вуалью и в черной накидке, так что все тело уже успело покрыться потом, все равно Мария чувствовала себя непривычно свободной. Сидя возле окна, она впервые увидела океан, мелькнувший за небольшими деревушками, мимо которых мчал их поезд, вдохнула в себя свежий морской воздух, слегка солоноватый на вкус.

Чем дальше длился день, тем все больше народа набивалось к ним в вагон на каждой остановке, из чего Мария сделала вывод, что они подъезжают к Барселоне. Люди в основном разговаривали между собой на каталанском языке. Кое-что Мария понимала, но многие слова были ей неизвестны. Ближе к вечеру на горизонте показались очертания большого города.