Генерал достал из сейфа журнал учета входящих документов, зарегистрировал полученные сегодня бумаги, потом зарегистрировал их в журнале исходящих и дал расписаться полковнику.

Полковник смотрел на эту «канцелярщину» с легкой усмешкой, которая от генерала не ускользнула.

– И запомни, полковник, одно. Очень хорошо запомни. Если чеченцы вышли на капитана Тарасову там, в Америке, это значит, что данные на нее они получили здесь. У нас, в Службе. Соображаешь?

Полковник посерьезнел.

– Так точно, товарищ генерал, – собрал бумаги. – Разрешите идти?

– Иди, подумай хорошенько. Набросай план. Скоро у меня будет дополнительная информация. Я тебя позову. Попытаемся совместить твои и мои варианты.

Нефедов ушел. Генерал принялся набивать трубку, когда позвонил Болотов.

– Володя, все сделано по твоей просьбе весьма срочно. Файл у меня. Пришли кого-нибудь за дискетой.

– Спасибо. Высылаю машину.

– А коньяк?

– С коньяком завтра днем зайду. Уговорил.

* * *

Владимир Андреевич вставил дискету в дисковод.

– Посмотрим, что это за фрукт... – сказал за генеральской спиной полковник Нефедов.

На мониторе высветился текст.

«Я полагаю, – сообщал подполковник Согрин, – вас интересует капитан Сохно Анатолий Всеволодович.

В настоящее время, насколько мне известно, он должен проживать в райцентре Курская Ставропольского края. Почтового адреса не имеет, располагается в котельной рядом со старой водонапорной башней. Занимается вызволением из плена похищенных граждан России. Добровольно взял на себя эту неблагодарную обязанность, поскольку справедливо считает, что правительство страны не желает выполнять то, что должно было бы выполнять».

– Жестко, – покачал головой полковник Нефедов. – Государственный муж, а не подполковник-пенсионер пишет. Ему бы в Думу...

– Правильно пишет, – сказал генерал и продолжил чтение.

«За время службы в руководимой мною отдельной мобильной группе принимал участие в операциях во Вьетнаме, в Анголе, в Мозамбике, в Намибии, в Конго, в Никарагуа, в Перу и в Афганистане. В Афганистане попадал в плен и был подвергнут пыткам. Отбит усилиями группы спецназовцев ГРУ. После возвращения из Афганистана получил третью группу инвалидности и отправлен на пенсию. В настоящее время инвалидность с него снята. Во время событий в Чечне был призван вновь в армию. Работал во вражеских тылах в спецотряде ликвидаторов под командованием майора Афанасьева, тоже бывшего офицера моей отдельной мобильной группы.

За время службы под моим командованием проявил себя исполнительным и инициативным офицером. Не имеет себе равных в рукопашном бою. Превосходный стрелок. Сочетает высокую физическую подготовку и развитый интеллект. Чрезвычайно смел и находчив.

По характеру одновременно человек жесткий с противником и романтичный в быту. Пишет стихи. Публиковался во многих изданиях. В последние годы тяжело переживает организованный развал армии. Видит в этом злой умысел. Выживает только за счет оптимизма своей натуры. Надеется на лучшее.

Из отрицательных качеств могу назвать только пристрастие к алкоголю. Но при необходимости всегда может отказаться от него.

Если вас интересует регион Северного Кавказа и конкретно Чечня, то рекомендую привлечь к мероприятию также майора запаса Афанасьева, офицера-шифровальщика спецназа, проживающего в настоящее время в Челябинске.

В случае формирования группы могу предложить и свою кандидатуру. В управлении кадров на меня имеется достаточно подробное досье. Физические кондиции поддерживаю в пределах необходимой нормы.

С уважением, подполковник Согрин».

– Ну и что, товарищ генерал, вы по этому поводу думаете?

– А я тебе поручил подумать.

– Вот, – полковник выложил из папки на стол четыре бланка исходящих шифротелеграмм. – Подпишите.

– Что это?

– Без помощи Конторы нам никак не обойтись. А агентура только у них. Я подготовил запросы.

– Сколько это займет времени?

– Я понимаю. Но это один из путей. Пока – самый верный. Надо сначала найти, а потом уж будем действовать по-своему.

– А как потом действовать? – спросил все же.

– Я вижу только один путь – операция спецназа.

– Кто-то мне говорил, не помню кто, что чеченцы очень не любили, когда против них действовали так же, как действовали они сами. Против партизанской войны – партизанская война. Против жестокости – ответная жестокость. Да, спецназ здесь придется впору. Ищи людей. И одновременно...

– Что?

Генерал решился:

– Звони подполковнику Согрину и майору Афанасьеву. Вызывай их. И не сюда, а прямо в Ставрополь. Ты поедешь туда сам. Оформляй на них и на себя документы.

– Денег не дадут еще на одну группу, – уверенно сказал Нефедов.

– Для спасения Робота – дадут. Сам к начальнику управления пойду. Готовь все бумаги. Чтобы к утреннему докладу все было. И не тяни резину. Прямо сейчас же организуй вызов. Я их уже перед фактом поставлю. И сам собирайся.

Генерал был прав, когда говорил, что группе в Македонии дано задание «найти то, не знаю что». Чтобы найти «не знаю что», поиск предстояло расширить, подключив группу Макарова.

Снег в лесу лежал уже только отдельными островками. А всего-то несколько дней назад, когда «тени» встречались с Тобако, картина была совсем иная. Балканская весна активно брала свое уже и в горах. После короткого пикника с московскими коллегами капитан Макаров самолично закопал опустошенные бутылки. И так замаскировал эту «братскую могилу» кусочками дерна, что никто и никогда бы не подумал, будто в этом месте что-то спрятано. Тарханов наблюдал за действиями капитана с одобрительным любопытством. Действительно, русские бутылки могут навести кого-то на нежелательные мысли.

– Теперь, может быть, к делу... – сказал Слава.

Артем кивнул.

– Дело у нас с тобой одно и то же. Психотронное оружие... Надо найти сам генератор и людей, его испытывающих. И вообще – все, что связано с первым испытанием. Ты, случаем, под него не попал?

– Увы... – Слава поморщился. – Можно сказать, что мне повезло. Но часть моих ребят попала. И они просто не понимают, что произошло. Безотчетный страх. Паника. Причем ребята-то все испытанные. До этого они сами считали, что черта напугать смогут. А тут...

– Надо собрать показания.

– В этом проблемы нет.

Слава повернул голову и вдруг зацокал языком, как белка. И тут же из кустов показалось широкое и улыбающееся лицо эфиопа. Хаймлет блеснул зубами и замер, ожидая приказаний командира.