И я не буду. Мне всегда было скучно стоять вместе с толпой. Нам обещали, что лекция продлится три часа; судя же по косвенным признакам, вроде «нехватки средств» и «образовательной реформы», мимоходом затронутых в речи, она могла затянуться и на все четыре. Видят боги, в таком интересном месте, где работают такие замечательные маги (считайте, что пламенная агитация нашего директора все-таки возымела свои плоды!), я могу организовать свой досуг на порядок содержательнее. Кто его знает, как повернется жизнь. Мне везет на неожиданные повороты. Вдруг лет так через семь я приду сюда еще раз — как раз в качестве того посетителя, о котором столь мягко обмолвился ковенец? Стоит разузнать, что тут и где… чисто на всякий случай. И Полин заодно станет чем пугать.

Я обернулась на зал. Нет, никто не смотрел на меня; кажется, даже Рихтер, уже привыкший ожидать от меня очередной пакости, выпустил вредную студентку из поля зрения. Да и если вдуматься — чего я делаю плохого? Все одно нам наверняка устроят какую-нибудь показательную экскурсию — будем считать, что я просто иду с опережением. Как в принципе и всегда. Чего же здесь удивительного?

К тому же что я могу сделать плохого, если я и так уже в тюрьме?..

Я ужом проскользнула в арку и беззвучно пробежала несколько метров до ближайшего поворота. В коридоре было пусто, ни единого стражника в поле зрения не имелось — еще бы, зачем в насквозь магическом узилище сдалась стража? Заклинаниями-ловушками тоже вроде как не пахло; на всякий случай я выставила защиту, потом вспомнила, что магия здесь не работает.

В конце концов, как-то же отсюда выходят? И местные наверняка по коридорам перемещаются… а раз так, то какой смысл выстраивать завесы и капканы? Куда проще просто понадежнее закрыть двери…

Поколебавшись, я все-таки пошла вперед.

Здесь было гораздо темнее; темные стены блестели от влаги, от них исходил вполне ощутимый холод. Проверки ради я коснулась одного из камней ладонью — пальцы обожгло холодом — и тут же отдернула руку. Да. Такое впечатление, что тюрьму строили в соавторстве с Зюзей[7]— он здесь и бегал по стенам с посохом, демонстрируя чудеса акробатики. Странно, но холод этот клубился только вокруг стен, и мне было тепло в тонкой летней рубашке.

Ничего интересного здесь не имелось. По обеим сторонам тянулись двери; двери были одинаковые, железные, с одинокой серебряной руной в нижнем левом углу. Руну я не узнала: ничего удивительного, если учесть, что лекции по рунике начались у нас только неделю назад.

Я завернула за очередной поворот. Немножко постояла, раздумывая, куда теперь идти: коридор раздваивался, как туннель в приличных книжках по спелеологии. Мне внезапно захотелось иметь в руках клубок ниток — ну или хотя бы кусок мела, чтобы помечать уже пройденные ходы.

А-а, ладно, где наша не пропадала! Наша, она нигде не пропадет — хотя бы из-за моего чувства направления, неизменно выручавшего хозяйку в прежние годы. Я отлично знала, что группа осталась за спиной и чуть слева; и какая, мрыс дерр гаст, разница, сколько перекрестков мне придется миновать, если я всегда знаю, в какую сторону мне возвращаться?

И я свернула направо.

…Где-то через час я спохватилась, что зашла слишком далеко. Что поделать: дальше становилось интереснее, по полу прошмыгивали какие-то подозрительные крыски с фиолетовыми хвостами — я было попыталась поймать одну в подарок для бестиолога, но вовремя сообразила, что попросту попала под действие галлюциногенного заклинания. Видно, в этом крыле держали эмпатов. Бедные. От таких крысок в два счета с ума сойдешь…

Надо было возвращаться к группе. Хочешь не хочешь, время, отведенное мною для речи, уже истекало, и мое отсутствие могли засечь бдительные учителя. А там — кто его знает! — дело может дойти и до наручников, ведь, влипни я в историю еще и здесь, директора наверняка хватит удар.

Решив пожалеть непосредственное начальство, я повернула назад. Дороги я не помнила, да это было мне и не нужно: адепты находились где-то слева, на изрядном, к слову сказать, расстоянии. Стремясь его сократить, я дважды повернула на перекрестках; теперь можно было идти практически по прямой.

Еще лучше по этой прямой бежать. Прикинув, что со мной сделает Эгмонт, если я потеряюсь (а я еще помнила доклады про мгымбров, их даже Хельги не сумел забыть), я припустила во весь дух, забыв даже смотреть по сторонам. Лишь бы успеть… мрыс эт веллер, а ведь адептам, говорят, понравились наши тогдашние выступления…

О том, что в этот раз Рихтер может изобрести что-нибудь повнушительнее, мне не хотелось даже и думать. Особенно если учесть, что положение было серьезнее не придумаешь. Ковенская тюрьма — это вам не родная Академия, здесь игра идет гораздо крупнее…

Быстрее! Еще быстрее!

Внезапно я влетела в полосу темноты. Дневной свет, смутно освещавший коридоры, исчез, как если бы дунули на свечу; я зажмурилась от неожиданности, не сразу заметив факелы, укрепленные в медных скобах на стенах. Огонь чадил и потрескивал, в воздухе пахло смолой и дымом…

Пространство свернулось вокруг меня точно фантик вокруг конфеты. Не было ничего, да и не могло быть — только небольшая комната без окон, освещенная факелами. И у дальней стены комнаты кто-то стоял.

Я машинально отшатнулась назад, прикрывая лицо руками. Пальцы сами сложились в знакомые знаки — защитное заклинание второго класса, за последний год успевшее превратиться в надежный рефлекс.

Магия здесь не действовала. Но тот, кто стоял у стены, не торопился воспользоваться моей ошибкой. Я всмотрелась в него, напрягая зрение и не спеша опускать вскинутые руки.

Я плохо видела в темноте. Но умела ощущать предметы во мраке; не знаю, как назвать это свойство, быть может, оно было сродни тепловому зрению змей. Но оно мне почти не пригодилось, ибо человек, стоявший там, помедлив, шагнул вперед.

Он был выше меня и выше Хельги — в нем как минимум два метра росту. Таких высоких адептов у нас, кажется, не водилось. Незнакомец был широк в плечах, да и мускулатурой мог запросто поспорить с вампиром. Даже не из-за количества таковой: просто у Хельги мышцы были натренированы в спортзале, а этот явно практиковался в реальных боевых условиях. Судя по шрамам, очень реальных и весьма, весьма боевых. По крайней мере, один из рубцов, на правой щеке, внушал изрядное уважение. Нет, не к незнакомцу — к тому, который этот шрам ему оставил. Я с трудом представляла, как именно он должен был действовать, чтобы оставить после себя рану столь заковыристой формы.

Вдобавок ко всему незнакомец был волкодлаком. Я поняла это практически сразу: мне хватило одного взгляда на его лицо, чтобы перед глазами немедленно всплыла картинка из учебника истории рас. Резкие, крупные черты, широкие скулы, молочно-белые волосы, светлее, кажется, чем даже у Хельги, — из-за этого он сильно походил на фьординга. Глаза, правда, у него были не желтые, а серые, но это было уже не суть важно. Ведь и у эльфов же глаза не всегда имеют правильный зеленый цвет. Он не был похож на волка — но он был зверем, это я увидела сразу. Хищным зверем, разумеется… интересно, а волкодлаки умеют оборачиваться только в волков?..