Вот тебе и сокровенная магия старьевщика, м-да.

В довершение всего Гонзага вырезал в саду две прямые зеленые палки выше собственного роста и прикрепил к ним множество предметов вроде тех, которыми украсил нас. Отдав один из шестов Тиресию, он дал понять: пора.

Когда мы вошли в Брайдстоунский лес, я почувствовал, как отдаляется, словно побережье оставшегося позади огромного континента, XX век. В первый раз, когда лес меня победил, я ощутил смутное, сверхъестественное присутствие – нечто восприняло мое вторжение враждебно. Теперь присутствие удвоилось и утроилось, превратилось в деятельный и злобный разум. Каждая ветка, сучок, травинка, комок мха, поросль орляка как будто пытались преградить мне путь. Я не преувеличу, если скажу, что почувствовал огромное враждебное давление, обращенное против меня, едва сдерживаемое узорами гиромантии, которые Гонзага вышил на моей одежде. Если бы не разномастный мусор и хлам на ткани, я сбежал бы из Брайдстоунского леса, бормоча невнятицу, словно безумец из готического романа. Высматривая проблески солнца в редких просветах в лиственном пологе, я заметил птиц. Сплошные птицы: они парили и летали кругами. Заметив мои обеспокоенные взгляды вверх, Тиресий сказал:

– Я опасаюсь, что она могла создать Птичью бурю.

Его слова меня мало утешили. Мне была знакома эта аллюзия: скандинавский миф о Воронах Битвы – птицах, вылетевших из пасти Рагнарека, Бездны, которая станет концом всему.

Колдуэлл вскрикнул, остановился как вкопанный, вслепую протянул руки.

– Серебро за золотом, золото за бронзой, серебро, сплошь серебро за бронзой, – прошептал он. Гонзага помахал короткими грязными пальцами перед его лицом, бормоча что-то себе под нос.

– Мифические узлы здесь настолько мощные, что они накладываются на его обычное зрение, – объяснил Тиресий. – Через минуту или около того помехи должны рассеяться, но будьте готовы к повторению.

Как и обещал Тиресий, зрение Колдуэлла прояснилось, но в течение следующих десяти минут он был ослеплен еще пять раз. Гонзага предложил вести его за руку и действительно повел зажмурившегося Колдуэлла по корням и валунам. Я все сильнее убеждался, что за нами крадется нечто большое и враждебное. Когда я упомянул об этом Тиресию, старый бродяга объявил привал и надел очки.

– Этого я и опасался, дружище. Пука-фагус, по всей видимости, перевоплотился. Я ждал появления новых фагусов, но не таких больших и не так близко к дому.

Я рассказал Тиресию о дезориентации, которую испытал во время недавней попытки проникнуть в тайны Брайдстоунского леса. Наблюдая за полетом птиц по небу через свои очки, он сказал:

– Вы двигались поперек миф-линий, сопротивляясь течению. Вполне естественно, что лесу это не понравилось. Мы идем по миф-линиям, следуя рельефу, вместе с локальным микропотоком. Так она не сможет нам помешать.

Гонзага водил нас по склону холма зигзагами. Когда мы пересекали ручей в пятый раз, я прикинул, что на каждые десять ярдов продвижения по вертикали нам приходится преодолевать около сотни по горизонтали. Я беспокоился о том, что мы, продвигаясь обратно по склону, окажемся слишком близко к темному присутствию, названному Тиресием пука-фагусом. Я сомневался в эффективности значков «Мальчишечьей бригады» и птичьих перьев против когтей и клыков хтонического лохматого чудища из леса. Тиресий обратил мое внимание на полый пень в нескольких ярдах слева от нашего маршрута. Прямо над лужей застоявшейся воды, скопившейся в пне, восседала классическая, безупречная феечка с прозрачными крыльями, в благопристойном белом платьице и с флэпперской прической.[107]

– По мере того, как Антагонист все сильнее проникает из Мигмуса в этот мир, проявления будут нарастать.

Через пару десятков шагов Брайдстоунский лес превратился в кельтский бестиарий. Под каждым листом и побегом папоротника влажно поблескивали чьи-то внимательные глаза. В каждой впадине и лощине сияли золотом и переливались радугой трепещущие крылья фейри. Под пологом леса слышался звон волшебных колокольчиков размером не больше яблочного семени. Существа с лицами, покрытыми диковинными татуировками, разбегались при нашем приближении; я успел заметить одетых в кожу эльфов и лесных разбойников, которые ломились через подлесок, убегая от нас. Еще дальше среди деревьев блестели щиты и копья. Совсем издалека доносился лай боевых псов и шум, поднятый преследуемым оленем. В какой-то момент я с неописуемой четкостью узрел на отдаленной светлой поляне очертания гигантских лосиных рогов.

Колдуэлл ковылял вперед, ничего не замечая – может, природа его недуга была такова, что позволяла видеть только фагусов? – но даже он приостановился, когда весь Брайдстоунский лес задрожал, словно струна арфы, в ответ на колоссальный импульс энергии и над верхушками деревьев пронесся огромный воздушный транспорт в форме тарелки, усеянной светящимися иллюминаторами. На миг тарелка зависла над склоном холма, а потом исчезла, как будто умчалась прочь с невообразимой скоростью. Вскоре после этого мне ясно привиделся большой металлический автоматон [108], целеустремленно шагающий через заросли. Он взглянул на меня, прежде чем исчезнуть. Вместо глаз у него были красные электрические лампочки, а под прозрачным куполом черепа то вспыхивали, то гасли наполненные светом стеклянные трубки. Собираясь пересечь ручей в девятый раз, мы обнаружили, что его защищает парень, одетый только в пестрые зеленые штаны и красный шарф, повязанный вокруг головы. Этот весьма мускулистый малый был вооружен винтовкой немыслимой мощности – как если бы один человек взгромоздил на себя целый арсенал. Мы спрятались в кустах с феями и пикси, а он понюхал воздух и ушел вниз по течению. Не успели мы пройти и двадцати шагов, как прозвучала серия выстрелов, за которыми последовал предсмертный вопль какого-то неизвестного крупного животного, отчего птицы захлопали крыльями и заголосили.

Таких существ не было ни в одном каталоге фейри. Мой вывод, пусть он и казался безумным, заключался в том, что эти фагусы воплощали будущие мифологии – мы узрели эльфов, пикси и Дикую охоту еще не родившихся поколений.

Ближе к верхней границе Брайдстоунского леса необъяснимый, не соответствующий сезону туман начал просачиваться между редеющими деревьями. Его увидел даже Колдуэлл, который внезапно остановился и вытянул руку перед собой.

– Пусто, – пробормотал он. – Совсем пусто.

Тиресий и Гонзага посовещались. Туман встревожил их, как ни одно из призрачных проявлений в лесу. Я поежился – с каждой секундой становилось холоднее. Мне вспомнилось, как Джессика во время одного из наших сеансов извлекла из воздуха скрытую тепловую энергию, чтобы создать псевдофагусы. Мы возобновили поход. Гонзага шел первым, держа посох перед собой обеими руками. Я следовал за ним. Колдуэлл и Тиресий, подготовленные схожим образом, прикрывали тыл. Мы выглядели как процессия младших священнослужителей, участвующих в некоем церковном таинстве. Еще через пару десятков шагов туман сгустился и почти утратил прозрачность.