Птицелов поставил видеомагнитофон на паузу. Лицо самого известного в Мире грязевика дернулось и застыло, перечеркнутое узкой полосой помех. Каким-то особенно неприятным показалось оно Птицелову в сумрачной комнате видеоархива: один глаз прищурен, второй — нет, губы приоткрыты, вот-вот на них появится то ли оскал, то ли улыбка.

Иномирянин, грязевик, чужак.

…В видеоархив Птицелов проник тайком — использовал лагерную сноровку, подготовку агента и опыт охотника из долины Голубой Змеи.

Изготовить дэковскую отмычку не трудно, если у тебя руки не кривы и инструменты имеются. А в лабораториях и мастерских Отдела — лучшие инструменты, какие только можно достать в пораженном разрухой Свободном Отечестве. Во время практических занятий со спецами Мусароша Птицелов незаметно выточил целый набор превосходных отмычек. Зачем он это сделал, понял позднее — когда лежал в темноте на койке в своей комнате. Огромные тараканы ползали по полу, шуршали лапками по вчерашней газете, на которую были выложены остатки овощной икры, приправленные ядом. А он думал, думал, думал…

Фешт отказал ему в доступе к материалам по грязевику Маку Симу. Фешт отказал ему в доступе к материалам по собственной персоне. Фешт даже беззлобно побранил Птицелова за то, что тому в голову взбрело обратиться с подобной просьбой. Конечно, рядовые агенты вправе знать лишь то, что им полагается, но зачем же загонять в тупик? А Фешт упорно загонял его в тупик!

Когда в Столице началось плановое отключение электричества, Птицелов уже стоял под дверями архива. У него было полминуты, прежде чем Отдел переведут на вспомогательный генератор, прежде чем снова оживут камеры наблюдения. Замок в дверях был непрост, но лжедомушник Облом когда-то дал ему пару ценных уроков.

…Птицелов включил запись собственной ментограммы. И задохнулся от нахлынувших разом фантомных ощущений.

Снежная пыль вьется над пустынным плацем… И такое же белое лицо штаб-врача Таана… Яркая-яркая кровь… Безвольная рука тянется из снежной пыли, пальцы стискивают локоть Птицелова…

И как будто холод того дня проник сквозь толстые стены архива! Заставил Птицелова стучать зубами и ежиться. А в ушах зазвучало эхо прогремевших в прошлом выстрелов.

«Передайте… а-э… эспаде…» — сказал Таан, а потом что-то добавил на незнакомом языке.

Вернее, это тому Птицелову, который только-только примерил комбез делинквента, язык был незнаком. Сейчас-то Птицелов понимал, что Таан говорил на языке грязевиков! Сколько суток ему пришлось насиловать уши этой тарабарщиной, не похожей ни на один из официальных языков Отечества! Теперь он узнает характерные звукосочетания даже в рыночной толпе, гомонящей на всех языках Мира.

Таан! Штаб-врач, любитель посудачить о жизни, рассказать о том, о сем. Он казался таким порядочным и добросердечным человеком. Друг — почти такой же, каким был покойный Облом. Только в отличие от Облома Таан не распространялся о своих любовных похождениях и о геройствах во время мятежа Отцов.

И Таан оказался грязевиком! Что же это делается?! Самый человечный человек из всех, кого он знал в Мире, — иномирянин! Выходит, Фешт прав и грязевики везде, куда ни плюнь!

Разобрать бы, что он сказал перед смертью…

Птицелов отмотал пленку, снова запустил магнитофон.

На этот раз в конце фразы он различил слово «контакт». Да — контакт! Мак Сим тоже любил повторять это слово.

Хорошо, берем бумагу, стило и пишем: «контакт».

Что там дальше? Вернее, что сначала?

Какое-то вовсе незнакомое слово… Птицелов несколько раз повторил его шепотом, запоминая. Затем запустил пленку с Маком Симом. Слушать пришлось долго, Мак говорил много, но еще больше — улыбался. Птицелов вдруг понял, что никак не может понять: правду ли излагал грязевик перед камерой или врал напропалую? А потом Мак, посмеиваясь, начал петь, и в одной из строф Птицелов услышал искомое слово!

Трудно дело птицелова:

Заучи повадки птичьи,

Помни время перелетов,

Разным посвистом свисти.

Но, шатаясь по дорогам,

Под заборами ночуя,

Дидель весел, Дидель может

Песни петь и птиц ловить.[1]

Птицелов поглядел в пухлую тетрадь с расшифровками и интерпретациями. Листы в ней были пожелтевшими и потертыми — очевидно, многим пришлось ломать головы, прежде чем тоненький словарик увидел свет под тремя грифами секретности.

«Песня ловца птиц, предположительно имеет ироничный характер».

Значит, Таан назвал его имя! Уж не подозревает ли Фешт, что мутант из долины Голубой Змеи — грязевик?!

А потом Таан сказал слово, которое имелось в списке модальных глаголов, разработанном профессором Поррумоварруи.

Выходит, «Птицелов может (или способен)… контакт»?

Птицелов способен на контакт!

Он потер подбородок, хмыкнул. Фразу решил не записывать — вдруг найдет кто? Лишних вопросов не оберешься.

Снова запустил собственную ментограмму. Таан ведь успел сказать еще три или четыре слова.

Так, глагол, который обозначает присоединение, приближение. Пусть будет «присоединить». Далее — предлог или союз. Предлог! Ах, молодчина профессор Поррумоварруи! Сделал таблицу предлогов грязевиков! Все просто и понятно.

— Присоединить к… — прошептал Птицелов, глядя на остановившееся изображение.

— …к Отделу «М», — подсказали ему.

Птицелов вздохнул, неспешно обернулся.

За его спиной стоял Васку Саад. Губы старшего агента сжались в бледную полосу, а в глазах застыла ртуть.

— Так. Шпионим понемногу? — поинтересовался он язвительно.

— Ага, — Птицелов постучал себя по лбу костяшками пальцев, — в собственных воспоминаниях шпионю.

— Встал и пошел! — приказал Васку.

— Господин старший агент, я понимаю, мне сюда нельзя, — Птицелов поднялся, — но я только хотел…

— Заткнись, выродок! — буркнул Васку. — Ты проник сюда, когда не работали камеры, — это понятно. А как ты намеривался выйти обратно? Или ждал бы сутки, пока опять не выключится электричество?

Птицелов опешил. О путях отступления он действительно не подумал. Упустил, потерял голову от дерзости затеи. Увлекся, одним словом — мутоша. Наверное, он и впрямь самый бесталанный агент.

— Хватит пялиться! Пошли. Камеру я выключил.

Осталось только задумчиво почесать нос и потопать следом.

…В лаборатории Мусароша было сумрачно — как в любом другом помещении Отдела в этот час. Тускло светили дежурные лампы по периметру, плескался в бассейне глазастый модуль корабля Мак Сима. Васку положил ладонь на стекло, модуль вытянул навстречу сегментарное щупальце, фиолетово-красные кристаллики глаз заблестели ярче — модуль не любил одиночества и всегда радовался появлению людей. А Васку уже прошел дальше, встал между электронным микроскопом и лазерным спектрометром. Скрестил руки на впалой груди.